Пари (СИ)

Ему должны были сделать операцию и только поэтому доктор Светиков разрешил мне остаться, десять раз предупредив, что обычно они выпроваживают всех хозяев своих хвостатых больных, не делая исключений ни для кого. Но у меня был такой жалостливый и зареванный вид, что отказать от не смог. Стыдно признаваться, но ревела я, конечно, не из-за кота.

— Как операция? Уже закончилась? Как Бармалей? С ним все в порядке?! — забрасываю девушку вопросами и она торопиться отстраниться, чтобы выйти из-под «обстрела».

Пытаюсь встать за ней следом, но от долгого лежания в одной позе на диванчике, который явно для этого не предназначен, мышцы затекли и одеревенели.

— С вашим животным все хорошо, не кричите вы так, — кривится девушка. В отличие от улыбчивого и добродушного Светикова, большинство его персонала — настоящие мегеры, маскирующиеся под людей. — Доктор сейчас к вам выйдет.

Светиков появляется минут через десять. К тому времени я успеваю найти своего щенка и даже сполоснуть лицо в женской уборной. Добрый доктор выглядит заметно уставшим и уже не держим мину Айболита.

— Мы вставили штифты, — начинает объяснять, сухо перечисляя еще кучу медицинский терминов, которые мне ни о чем не говорят. — Сейчас животное под наркозом, его жизни ничего не угрожает. Не ему еще нужна квалифицированная помощь, поэтому какое-то время Бармалей останется у нас.

— Я не могу забрать его домой сегодня?

— Ни сегодня, ни завтра, ни, полагаю, через неделю. Но не буду пугать вас долгими прогнозами. В любом случае, здесь о вашем животном позаботятся и окажут все необходимое лечение, чтобы он как можно скорее встал на лапы.

Я рассеянно киваю, и прошу посмотреть на него еще хотя бы разочек.

Доктор против, мотивируя свой отказ тем, что животное после операции выглядит не самым лучшим образом, и видеть его таким может быть травмирующим для моей психики. Приходится напомнить, что я несла его сюда еле живого, с кровью изо рта и болтающей на честном слове задней лапой, что тяжело назвать «усладой для глаз». Светиков сдается.

Бармалей лежит в просторном белом боксе, весь перебинтованный, как египетская мумия. Из лент повязок торчит только одно рваное ухо и обрубок хвоста.

— Хвост пришлось ампутировать, — говорит Светиков, — но вы не беспокойтесь, обычно животные довольно быстро восстанавливаются после таких хирургических манипуляций.

— А все остальное? Лапы? — С моего угла обзора тяжело рассмотреть, все ли они на месте.

— Уверяю, лапы мы не трогали. Все они там, где им и положено быть. Все пять.

Мы обмениваемся взглядами, и я благодарю его улыбкой за попытку разрядить обстановку.

В любом случае, из ветеринарной клиники ухожу с тяжелым сердцем. На прощанье Светиков потребовал, что я не появляюсь у них раньше завтрашнего дня, потому что животное все равно будет отходить от операции и мне не разрешат с ним контактировать.

Я спускаю Орео на землю, беру поводок и, со вздохом, бросаю взгляд на часы.

И того: у меня нет ни копейки на обратную дорогу, сейчас почти шесть утра и через полтора часа мне нужно быть в офисе свежей и блестящей как новая копейка. Интересно, сколько времени мне понадобится, чтобы пешком добраться до дома? Проложенный моим телефоном маршрут на семьдесят минут, потому что топать мне буквально далеко, в другую часть города. Просто чудо, что эта клиника вообще оказалась в черте города.

В общем, не один раз за всю пешую прогулку я благодарю себя за то, что, во-первых, привыкла рано вставать и утром всегда бодрая, во-вторых — за то, что никогда не ленилась много и часто ходить пешком. И в-третьих — иногда даже мой не очень острый ум может соревноваться с телефоном в коэффициенте полезного действия, благодаря чему я дважды удачно срезаю и таким образом экономлю как минимум пол километра.

Но даже при таких бонусах я успеваю забежать домой только для того, чтобы быстро ополоснуться, переодеться в первое, что попадает под руку и покормить Орео. Подумав немного, взвесив все «за» и «против», принимаю решение взять его с собой. Если кто-то накапает Лексу, я всегда могу напомнить, что это именно он подарил мне щенка, прекрасно зная, что у меня нет денег ни на няньку, ни на какие-нибудь собачьи ясли. Он, бедняжка, так распереживался, что я могу обидеть щенка — вряд ли станет наезжать за то, что решила всюду таскать его с собой.

Даже если это не собачка для сумки и держать его в руках в вагончике метро — это целое испытание на выносливость. Но он хотя бы ник к ому не лезет и не пытается вытереть слюни обо все, что шевелиться поблизости.

Из метро выбегаю пулей, чуть не попадаю под машину, не осторожно выскочив на перекресток на мигающий желтый, но, слава богу, дело ограничивается только порцией забористого мата мне вслед.