Я взглянула на дракона, но он оставался невозмутим.
– Серьезно?
– Это твое.
Я хмыкнула и взяла стаканчик, который он мне протянул. Внутри оказался горячий чай с тонкой кислинкой лици и ароматным освежающим сиропом.
– Вкусно.
– Я рад.
Виари развернулась и поставила лапы мне на колени, явно намереваясь запрыгнуть мне на руки.
– По-моему, она замерзла.
– А ты?
– Немножко.
– Тогда возвращаемся.
Прежде чем я успела развернуться, Ландерстерг поставил пакет и стакан на скамейку, а после накинул на меня пальто. Самый нечестный прием из всех нечестных приемов, которые только можно представить: меня окутало запахом его парфюма, тем самым, который я тщетно пыталась угадать. А еще теплом – таким, от которого мозги окончательно отключаются и все мысли исключительно об искусственном дыхании и восстановительных процедурах.
– Так какая у вас туалетная вода? – уточнила я.
И зажала руками рот.
– У вас? – переспросил Ландерстерг.
– У тебя! – быстро выпаливаю я, а потом тыкаю в задравшую голову виари. – Но это не так важно, не хочешь, можешь не говорить. И вообще, нам домой пора, Гринни мерзнет.
– Гринни?
Нет, он что, правда думал, что я буду звать ее полным именем его лю…
Прежде чем «лю» мысленно превращается в продолжение слова, Ландерстерг оказывается на скамейке, а я – у него на руках. Колени – по обе стороны от его ног, и это даже выглядит неприлично, не говоря уже о чем-то большем. В эту минуту я понимаю, что в джинсах есть своя прелесть, потому что если бы на мне были юбка и чулки… м-да.
– Значит, Гринни, Лаура? – уточняет он, глядя мне в глаза.
От его взгляда и от этой властной силы, плещущейся под обманчивым спокойствием радужки, меня ведет. Настолько, что сейчас мне самой снова хочется податься вперед и повторить трюк, который я проделала во флайсе, когда мы летели из Ниргстенграффа. Правда, тогда у меня было оправдание: я перенервничала и устала, а сейчас…
Что я могу сказать в свое оправдание сейчас?
– Мы в общественном парке.
Да, это совершенно точно не тянет на оправдание.
– В этом общественном парке совершенно не наблюдается общественности. – Пальцы Ландерстерга скользят по моей спине. По куртке.
Но я чувствую их так, как если бы они касались обнаженной кожи.
– Я…
– Ты совершенно точно больше не захочешь называть меня на «вы», – сообщает он. – И когда я говорил о мерах, я не шутил.
Ответить мне просто-напросто не позволяют, потому что дракон касается моей кожи, а точнее, проводит ладонями по животу прямо под курткой. И под свитером. Это просто выбивает из меня воздух, тот самый, ледяной, который нас окружает и который дотрагивается до меня вместе с ним. В отличие от воздуха его ладони горячие, и сквозь них в меня втекает тепло.
Я дергаюсь, чтобы отстраниться, но отстраниться мне не позволяют: в глазах дракона вытягивается зрачок, и узор на груди отзывается таким же полубезумным жаром, который концентрируется между моих разведенных бедер. Пальцы сжимаются на его плечах, а потом его губы накрывают мои, и я падаю в поцелуй.
Вернее, во всю его звериную ярость, которая врывается в меня вместе с хриплым выдохом Ландерстерга и с которой я на него отзываюсь. Его ладони по-прежнему касаются моего живота, но чувство такое, что они касаются меня везде. Течение пламени сквозь них отзывается в каждой клеточке тела, и мне кажется, что харргалахт стал мной или я стала им.
А может быть, чистым пламенем. Дыхание сбивается, губы горят, и так же горит грудь, когда его пальцы касаются ставших жесткими и безумно чувствительными вершинок. Мне действительно кажется, что я сама становлюсь пламенем, что я чувствую его, как…
«Что ты знаешь о пламени драконов? О слиянии огней? О том, каково это – чувствовать чье-то пламя, как свое собственное?»
Воспоминание о встрече с Эллегрин ударяет в сознание, отбрасывая меня от него.
– Нет! – выдыхаю хрипло, отпрыгивая назад и чудом не падая на дорожку.
Не падаю, потому что стою на его пальто и… потому что мне просто повезло. Моя куртка задралась, а его взгляд горит ледяным огнем, когда он поднимается, и на миг кажется, что он меня не отпустит. До выхода не так далеко, а там нас будет ждать флайс, и…
– «Астен Лавье», – произносит он.
Мягкий и звучный бренд его устами превращается в рычащую силу.
– Эксклюзив. Дракон номер один.
– Дракон номер один?!
До меня только сейчас доходит, о чем мы говорим.
Потом доходит повторно, и с губ срывается смешок. Коротенький, перерастающий во второй. А потом, как бы плотно я ни сжимала губы, я начинаю смеяться. Я не просто смеюсь, я хохочу, прижимая ладони к пылающим щекам, и кажется, что именно это позволяет пламени стекать с моей кожи и впитываться в морозное дыхание вечера.
– Ты сумасшедший, – говорю я, отсмеявшись. На глазах слезы, и кажется, он был первым, кто заставил меня плакать. Точнее, смеяться до слез. – Дракон номер один.
Проследив его взгляд, отступаю, поднимаю пальто, отряхиваю.
– Это твое.
Пальто он перекидывает через руку как ни в чем не бывало, я одергиваю куртку. Гринни сидит на дорожке и смотрит на нас большими глазами.