Парящий дракон. Том 2

Глаза без ресниц впервые за все тридцать минут разговора остановились на лице Грема.

– Да, считаю. Он был ужасно красив. Иногда такие вещи могут происходить одновременно, вы понимаете, если…

У Грема на виске запульсировала вена. У него начиналась тяжелейшая головная боль.

– Я понимаю, – сказал он.

– Вы такой хороший. Вы принесли мне еду… – Пит остановился, не договаривая, как бы давая Грему возможность понять, что сам он боится выразить словами.

– Это пустяки. – Грем испытывал ужасное замешательство.

– Меня охватил ужас, когда он начал становиться молодым и красивым, – Пит произнес это после второй длинной паузы. – Я все время думал, что же он сделал для этого…

– Для того чтобы выглядеть моложе? – спросил Грем.

– Что он сделал перед тем, как помолодел. У него же были такие ребята и до меня, мистер. – Пит Буресс, не отрываясь, смотрел на Грема с новым, непонятным выражением глаз – в них был и намек, и смущение, и бравада, и еще что-то таинственное и тревожное, что вызывало у Грема желание бежать. Бежать прочь из этой хибарки. Вместо этого он спросил:

– И этих ребят он тоже бил? Сколько их было до тебя?

Три, четыре?

Парень прочистил горло.

– Да, примерно так. Три. Четыре. Они бывали у него дома. Я никогда не соглашался приходить к нему домой. Он наводил на меня ужас.

– Пит, – решился Грем, – я даже не знаю, как это выразить, но.., видел ли ты что-нибудь необычное на "Капризе"?

Мальчик снова замкнулся, глаза стали напоминать глаза рептилии.

– Слушай, – сказал Грем, – я понимаю, что это звучит чертовски странно, но видел ли ты что-то вроде огромного озера крови?

Пит покачал головой.

– Ну тогда.., видел ли ты хоть что-нибудь странное, ненормальное?

Ироническое выражение, появившееся на лице мальчика, дало Грему понять, что на борту "Каприза" ничто не было нормальным.

– Может, я не так спрашиваю? Как мне спросить, чтобы ты понял? – произнес Грем с отчаянием в голосе.

– Я понимаю, – ответил парень, – я понимаю, что вы хотите знать. Это то самое, что он ни за что не хотел бы, чтобы я рассказывал. Но я расскажу. Только вам расскажу.

Однажды я услыхал ужасный звук. Я заглянул в рубку и не мог поверить своим глазам. Рубка была наполнена мухами.

Тысячи, нет, миллионы мух. И в то же время я каким-то образом знал, что на самом деле их там не было. Он ударил меня, потому что понял, что я увидел их. Ему нравилось избивать меня, – эту последнюю фразу он произнес почти кокетливо.

– Ох, – только и мог сказать Грем.

– Других парней он брал к себе домой. Я не знаю, что он там еще с ними делал, но он брал их к себе домой. И никто даже не замечал.

– Не замечал?

– Они все якобы отправились в другие штаты искать работу. Но я так думаю, что больше их никто не видел.

– О Бог ты мой! – До Грема наконец дошло.

– Никто их больше не видел, – засмеялся Пит Буресс, – и никого это не заботит. Они ведь просто никто и ничто.

Так что я ушел от него и сбежал сюда, на болота. С того дня я никогда не видел прекрасного мистера Крелла.

Кокетство – это было кокетство.

Грем встал, узнав одновременно и больше, и меньше того, на что рассчитывал. Пробормотал общепринятые, не соответствующие его паническому состоянию слова прощания и вышел. Пробираясь через болото, он чувствовал на спине взгляд Пита Буресса, стоявшего у двери покосившейся хижины. Какие чувства выражал этот взгляд – этого Грем сказать не мог.

4

Дома Грем принял ванну. Он долго лежал в теплой воде.

Ему казалось, что грязь лачуги Пита Буресса въелась в кожу.

И он тер себя губкой до тех пор, пока ему не показалось, что он заблестел. Никогда прежде Грем не испытывал морального отвращения, и никогда прежде он не встречал на своем пути деградировавших людей. А Пит Буресс был несомненно деградировавшей личностью, и виноват в этом Бейтс Крелл. У Грема появилось чувство, что он заглянул в глубокий колодец, – еще один шаг, и он может упасть в него. Но он спасся.

Очень может быть, что это и явилось причиной ночных кошмаров. Три ночи Грем провел в лихорадочном беспокойстве. Ему снилось, что он спит в гробу в обитой черным бархатом комнате. Лицо, руки запачканы чем-то красным.

Его охватило желание лететь. Выбраться из этого черного гроба и лететь, лететь в черном ночном небе. В следующие две ночи сны изменились. Он видел себя спящим возле колодца в дремучем лесу. Он заметался и застонал во сне. На дне колодца жило что-то страшное, чудовищное. Кто-то, кого он не знал, взывал к нему оттуда. Но он не мог заглянуть туда – он бы не вынес, если бы подобрался к краю и заглянул внутрь.

Утром Грем просыпался с отчетливым ощущением, что ему надо вспомнить что-то давно прошедшее, заглянуть в какие-то далекие времена. Он разговаривал с родителями, смотрел в их милые, добрые, ничего не подозревавшие лица и чувствовал, что если немедленно не убежит, то сейчас же заплачет. И он убежал. Закрылся в своей комнате. Он был вежлив с ними, когда они подходили к его двери, но из комнаты не выходил. Если они оставляли у дверей еду, то он ел.