Лишь затем я посмотрел на зеркало, подвешенное над ванной. Оно было покрыто теплым паром, пар начал местами конденсироваться гуще, и на поверхности зеркала сформировалось что-то вроде лица с вытаращенными глазами. Капли воды стекали с почерневших глазных ям, как слезы, капали из уголков рта, как кровь, и хотя я знал, что это только конденсирующаяся влага, мне казалось, что это лицо живет, словно бы чей-то дух, обитающий под посеребренной поверхностью зеркала, отчаянно пытается освободиться, связаться с внешним миром.
Я встал, расплескивая воду, потянулся за мочалкой, лежащей на краю ванны, и тремя резкими движениями стер пар, так что зеркало снова было чистым; но в нем я увидел только свое перепуганное лицо. Я вылез из ванны и завернулся в полотенце.
Это же все бессмысленно, говорил я себе, направляясь в спальню. Если каждую ночь меня будут преследовать шепоты и призраки, то мне лучше убраться отсюда. В "Архитекчурал Дайджест" я читал об итальянце, который жил в огромном палаццо вместе с "шумным духом", и это ему нисколько не мешало, но я не был ни так же храбр, ни так же спокоен, чтобы терпеть подобные вещи в своем доме. В этих шепотах звучала какая-то омерзительная похоть, а все видения были полны ужасающего страдания. У меня было чувство, что я заглядываю прямо в чистилище, хмурое преддверие ада. Самое худшее, что там была и Джейн, та самая Джейн, которую я обожал, на которой женился и которую все еще любил.
Я вытерся насухо, вычистил зубы и проглотил таблетку снотворного, полученного от доктора Розена. Я взял с собой в постель книгу о строительстве Панамского канала. Уже давно пробило час, и в доме царила тишина, только напольные часы в холле непрерывно тикали и вызванивали четверти часа.
Сам не знаю, когда я заснул. Я очнулся и увидел, что ночная лампа неожиданно стала тускнеть, как будто в сети падало напряжение. Свет делался все слабее и слабее, пока наконец спираль внутри колбы не замигала оранжево, как умирающий светлячок, и не погасла.
Потом стало холодно. Температура резко начала падать, совсем как прошлой ночью в библиотеке. Пар вырывался из моего рта. Я плотно закутался в одеяло, чтобы не замерзнуть.
Я услышал смех, шепот. В доме были какие-то люди! Наверняка были! Я услышал шорох ног по полу, как будто пять или шесть человек поспешно поднимались наверх. Но шум неожиданно затих, дверь осталась запертой, и никто так и не появился.
Я лежал, замерев в одном положении, опираясь на локоть и завернутый в одеяло. Рука у меня уже ныла, но я боялся пошевелиться. Вчера утром, вспоминая, как лихо я вломился в дом миссис Саймонс, я пыжился как петух, считая себя отчаянным храбрецом, но теперь, посреди ночи, слыша этот шепот и шум под дверьми спальни, я помнил только, что ужасно боялся.
- Джон-н-н! - прошептал чей-то голос. Я огляделся, изо всех сил стискивая зубы. - Д-ж-о-н, - повторил голос. У меня уже не было сомнений в том, чей это был голос.
- Джейн? - сипло прохрипел я. - Ты ли это?
Постепенно в ногах кровати начала появляться ее фигура. Не такая ослепительно яркая, как до раньше, но такая же мигающая, как сообщение, передаваемое по гелиографу. Худая, с запавшими глазами, с волосами, волнующимися на каком-то невидимом, неощутимом ветру, с воздетыми руками, словно она показывала, что хоть и мертва, но не тронута тлением. Но больше всего меня ужаснуло, что она чрезвычайно высока. В Джейн, облаченной в туманные белые одежды, было имела более семи футов роста, она почти достигала головой потолка, и выражение ее вытянутого лица было таким, что меня охватил ледяной ужас.
- Джон?! - снова прошептала она, не раскрывая рта, после чего словно бы поплыла над кроватью в мою сторону. Ее фигура то появлялась, то исчезала, и я смотрел на нее словно сквозь легкую завесу. Но чем ближе она подплывала, тем больший я чувствовал холод и тем явственнее слышал электрическое потрескивание ее развевающихся волос.
- Джейн, - повторил я сдавленно. - Это не ты. Ты же мертва, Джейн! Тебя же нет, ты не живешь!
- Джон... - вздохнула она, и это прозвучало так, будто пять или шесть голосов говорили одновременно. - Джон... люби меня...
На минуту вся моя храбрость и рассудительность исчезли. Гравитационная черная дыра паники втянула меня в себя с непреодолимой силой. Я спрятал голову под одеяло, поплотнее прикрыл глаза и закричал в подушки:
- Это же неправда! Это только сон! Ради Бога, скажи, что это сон!