Парикмахерия

«Человек с аутизмом неспособен к полноценному социальному общению и не может, подобно обычным людям, интуитивно почувствовать состояние другого человека». А как я могу быть способен «к полноценному социальному общению», когда вся здешняя социальность — для меня сплошной дурдом и извращение! Состояние — «как у антрополога на Марсе».

«Вопреки распространённому убеждению, аутисты отнюдь не предпочитают одиночество — им сложно завязывать и поддерживать дружеские связи. Чувство одиночества у них связано более с низким качеством имеющихся отношений, нежели с небольшим числом друзей».

Так это же как раз про нас, про попаданцев! Я же ещё по дороге в Рябиновку понял, что дружбы с туземцами у меня нет и быть не может — разные мы. Вот я как-то суечусь, дёргаюсь, людей собираю. И постоянно, на каждом шагу, жду от каждого из них какой-нибудь подлянки. Не по злобе, а… разные мы. И не только они меня не понимают, но и я их. Вот, чуть не поссорился с Чарджи. В прошлой жизни я бы и сам лучшего полкового снайпера на лесоповал не послал бы. А здесь я и не понимал, чего сделать собираюсь, пока мне Ивашка не объяснил. Так хорошо, что объяснил. А то я бы рогом упёрся бы. И так — постоянно, на каждом шагу.

«Интуитивно почувствовать состояние» другого человека я не могу — слишком разные стереотипы поведения, базовые реакции. Соответственно, каждая ситуация не воспринимается мною интуитивно, «не думавши» — нужно постоянно напрягаться, просчитывать возможные варианты. Не выбирать наиболее реальный естественно, «как дышать» — нужно всё продумывать и просчитывать. Мозги просто постоянно кипят. «Недопонял, недодумал, не предвидел…». Постоянное напряжение и тревога. И всё равно — проколы. Вот как было с Кудряшковой бабой и конями. Пока меня спасают случайности. «Новичкам везёт». И тот бред, который я ухитряюсь городить, используя накатанное и нахватанное в прежней жизни. Но ведь это в любой момент может кончиться. Они же ведь предки, но не дураки. Расколют мой трёп, да я и сам забуду, чего вру. А потом… «мама не горюй».

Вот от этой внутренней, постоянной паники, тревоги отнюдь не беспричинной, а «слишком-много-причинной» я и сбежал на покос. Ваня, себе-то врать не надо — именно сбежал. Вцепился в косьё как… в мамкину титьку. Тут так хорошо, так спокойно. Ни с кем говорить не надо, всяких заморочек, типа конской упряжи — в поле видимости нет. Каждое движение, каждое последствие каждого движения — понятны на интуитивном, рефлекторном уровне… Нет причины для тревоги, ощущение защищённости и комфортности…

А ведь это — слабость и трусость, Ванёк. Это вариации на тему внутренней эмиграции — «эмигрировал вглубь себя». Ты там, у себя за пазухой, ещё политического убежища попроси. Как Березовский в Англии. И тайком вылезай гадости окружающим делать.

Как-то это на меня не похоже. Я, конечно, не «герой — штаны с дырой», но проблемы привык решать, а не бегать от них. Или там — «кучкой мусора» прикидываться. Только вот многовато этих… «вопросов». И цена ошибки… Страшноватенько.

А мозги работаю сами по себе: молотилка захлёбывается от потопа новизны, жидкого болота непонятной и недостоверной информации, и тащит со свалки старое, хорошо знакомое. Строит в этом болоте островки твёрдого, дорожку, тропиночку из кусков былого, надёжного. Отсюда и постоянное вытягивание на поверхность сознания старых анекдотов, кусков прочитанного, собственного прожитого. «Былое и думы». Когда человека по самые ноздри захлёстывают всякие «думы», непонятки, то мозги тянут из памяти для собственного спасения куски «былого». «Старое, доброе». Чтобы нейроны не перегорели. Человек всегда, когда сталкивается с новым, соотносит его со старым. Даже названия для нового использует старые. «Собака белого человека» — это вообще не собака, это название лошади, распространённое среди североамериканских индейцев. Гиппопотам — «речная лошадь» — вообще не лошадь. А «муха белого человека»? Тоже, совсем не муха.

А теперь мой «санаторий для одинокого психа-неврастеника» с таким исконно-посконным названием «покос» — кончился. И придётся снова смотреть этому миру в лицо. Снова идти к людям, как-то их уговаривать, как-то объяснять… При явном сдвиге по фазе между нами. И этот страх мой, страх общения с туземцами, заставляет завидовать косцам. «Ревновать покос»… Скажи кому — пальцем у виска крутить начнёт.

Вроде бы — странно. Я же этого хотел. Это удача, что два довольно молодых парня попали мне в руки. «Горнист» несколько примороженный — ему, как Сухану, показать правильно, он так и будет делать — сильно выёживаться ему соображалки не хватает. Хохрякович — моложе. А главное — смертельно меня боится. Он из кожи вылезет — лишь бы я на него сурово не взглянул. И оба ещё не взрослые, матёрые мужики — их ещё можно чему-то новому научить.

Как-то не так я себе представлял «победное шествие прогрессивных идей по планете». «Авангард светлого будущего» из двух недорослей: тупого и запуганного.