Парикмахерские ребята

Как пример он привел потрясенному Евченко историю из жизни еще одного своего приятеля. Ну не то чтобы приятеля, но хорошего знакомого, по призванию ревизора. Тот приехал в провинциальный городок на большой реке, и после скучных и долгих дел вывезли его на катере пркататься. Хороши вечера на Оби! Вода зеркальная, шашлычок, травка-муравка по берегам. И скорость у катера хорошая. Приятель Алехина, ревизор, все спрашивал: а тут нет мелей? Ему говорили: и мели есть. И нашлась, конечно, такая — пассажиры летели за борт, как птицы. Капитан, правда, уверенный: своих пропустил, ухватил за руку гостя. Зачем гостю за борт? Но рука гостя возьми и оторвись, вот хорошая была скорость у катера. Увидев в своих руках третью чужую руку, капитан завопил, как морская сирена, и широко размахнулся, чтобы бросить подальше столь ужаснувший его предмет. Он уже бросал руку за борт, когда всплыл ревизор и завопил столь же отчаянно: «Не бросай!» Но хотя рука и утонула, капитан и его гость не поссорились: протез застрахован был очень надежно… Так что гарантирует все же только Госстрах.

Евченко потрясение молчал. Что-то билось в его мозгах. Он вдруг хлопнул себя по колену:

— Давай! Давай! Убедил, Алехин. Я думал, ты пустозвон, а ты глубоко пашешь. На все давай — на пожар, на болезнь, на травму, на имущество. Вот личного транспорта у меня нет, на отсутствие не бывает страховки? На все, Алехин, давай, чтобы не жалеть после, — он скосил глаза на «Лоцию Черного моря». — А то самолеты эти… Поезда эти… Руки искусственные… — Он выпучил глаза на Алехина. — Какие руки? Ты что?

— Да ну вас, Кузьма Егорыч, — Алехин устало присел за стол. — Мы с вами сейчас спокойно и по порядку, вы довольны останетесь. Вы ж части воинские формировали. «Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть…» — «Лоция Черного моря» его все же тревожила. Может, алкаши Евченко подкупили? Впрочем, Алехин был в отчаянии, ему было все равно.

— Давай! Давай! — потрясение и горячо шептал Евченко. Он бегал по комнате как маленький обесцвеченный паучок уроподус. Существуют такие. Алехин видел уроподусов в третьем томе «Жизни животных», а может, читал про них у Пришвина. Ему было все равно. Он умудрился все же загнать Евченко в кресло.

Они успокоились. Они подробно обговорили условия страхования, при этом пенсионер выказал немало хитрости и упорства.

— А я, — подвел итог Алехин, — зайду к вам утром, до отъезда. Зайду с бланками, все подпишем.

И подумал про себя: может, ты, пенсионер, никуда еще не улетишь…

Странное что-то с этой путевкой.

— Да что, — согласился Евченко, — теперь заходи.

И в этот момент за тонкой бетонной стеной раздался пронзительный женский крик.

Кричала Вера.

XII

«Неужели сантехник? Неужели все же пришел? — лихорадочно соображал Алехин. — Я шею ему сверну! К одинокой женщине!..» — и попытался высадить плечом дверь.

Дверь в квартиру Веры оказалась незапертой. Алехин упал, но тут же поднялся на ноги. Пенсионер Евченко дико глянул в коридорчик и быстро, как паучок, ринулся обратно в свою квартиру. Он думал сейчас о том, придет к нему утром Алехин или не придет. Он даже бросился названивать сержанту Светлаеву, ведь он не знал, что сержант Светлаев находится в служебной командировке.

Алехин увидел уютную квартирку своей любимой.

Он хорошо запомнил ее со времен своего первого и единственного визита. В прихожей половичок, дивная вешалка с рогами, на рогах плащик, демисезонное пальтецо, шарфики. Тут же зеркало, чуть ли не во весь рост. В кухне, он все помнил, холодильник, стол, полки с массой аккуратных коробочек — соль, рис, чай, не заблудишься. Милая аккуратность, так трогавшая его в Вере. Он помнил, там занавесочки — легкие, полупрозрачные. А в комнате литовская стенка — частично закрытая, под орех, но с парой застекленных секций, где хрустально сияла посуда.

И диван, и торшер под коричневым абажуром, и кресло, и пуфик. Все для человека — так Алехин всегда определял подобную обстановку.

Милый Верин уют.

Сейчас стекла литовской стенки были разнесены вдребезги, бельгийский ковер в комнате прогорел в двух местах, несло гарью. Здесь же, на ковре, лежали части разобранного письменного стола. Именно разобранного — по деталям, аккуратно, болтик к болтику, дощечка к дощечке, что и было страшновато. Немало терпения надо приложить, чтобы так разобраться с массивным предметом. Одиноко и ярко сияла лампа обнаженного торшера, абажур с него был наброшен на неработающий телевизор. Кресло перевернуто, гипсовая маска на стене, как и зеркало в прихожей, зияла многочисленными трещинами, правда, и маска и зеркало каким-то чудом держались, не. падали на пол. Страшно фырчал на кухне рассерженный холодильник, не менее страшно звенела там же, на кухне, весенняя капель. А все стены и потолок были изъязвлены мелкими кавернами, будто тут только что шла беспорядочная стрельба. Сама Вера, закутавшись в легкий халатик, вжалась в самый угол дивана. Увидев Алехина, она закричала:

— Он бегает за мной!

— Кто? — Алехин лихорадочно оборачивался, пытаясь отыскать сумасшедшего сантехника.

— Пуфик!