Париж

Мосли, несомненно, считал, что рожден возглавить процесс национального возрождения. Но когда во время большого митинга в зале «Олимпия» случились массовые избиения, даже бесстрастная британская публика возмутилась и отвернулась от Мосли. В его партии начался кризис, фашисты перестали пользоваться поддержкой в стране.

Но в Германии – другое дело.

Стремительный расцвет фашизма в Германии не вызывал у Макса удивления. В двадцатые годы тяготы послевоенной жизни, усугубляемые непосильными репарационными платежами, и неудержимая инфляция, которая съела у населения все накопления, привели Веймарскую республику к разорению и отчаянию. Максу понятно было, почему люди стали искать сильного лидера, который бы дал им надежду на возрождение.

– К несчастью, – сказал как-то его отец, – Адольф Гитлер не только вдохновенный оратор, но еще и сумасшедший. Существует французский перевод его книги «Моя борьба», несовершенный, но я прочитал его. Помпезный бред, однако там Гитлер описывает весь свой план. Похоже, он считает, что во всех проблемах Германии виноваты евреи, и собирается завоевать Францию и Восточную Европу. Эти замыслы преступны и при этом абсолютно безумны.

– Тем не менее люди не воспринимают его как безумца.

– Верно. И мне кажется, я знаю почему. Он антисемит. А большинство людей из правящих классов западного мира, как и большинство католиков, тоже настроены против евреев. Вспомнить хотя бы «дело Дрейфуса». Или недавний скандал со Стависким: французский финансист обманывает огромные массы людей, но все винят в этом исключительно его еврейское происхождение. Чушь, однако мы то и дело сталкиваемся с этим.

– В случае с Гитлером нельзя не отметить существенную разницу, – сказал Макс. – До него никто не говорил о том, чтобы истреблять евреев.

– По-моему, ты упускаешь из виду главное.

– А именно?

– Видишь ли, Макс, пока люди сами не увидят, они не поверят. Если по отношению к евреям поступают несправедливо, люди думают: должно быть, они сами напросились. Если евреи скажут, что их женщин и детей согнали в кучу и перестреляли, те же люди подумают: наверняка эти евреи врут. Они могут считать Гитлера и его нацистов экстремистами, но по большому счету не желают ничего знать.

– А если он говорит, что завоюет Европу?

– Он против коммунистов. Вот чем еще он привлекает людей. Это же древний принцип: враг моего врага – мой друг. Европейская буржуазия боится коммунистической России. Гитлер – это буфер между Россией и Западом. И они думают, что он защищает их.

– И будут так думать, пока он не нападет на нас.

– Все уверены, что не нападет.

– Почему? Он же открыто говорит, что сделает это!

– Потому что не хотят верить. Им невыносимо думать об этом. Память о Великой войне так болезненна, что никто не желает и мысли допустить о том, что нечто подобное может повториться. В результате когда Гитлер готовится к войне, но утверждает, что хочет мира, то все говорят себе, что правда – его слова, а не действия. – Жак презрительно дернул плечом. – Буржуазия всегда предпочтет уютную иллюзию неудобной правде.

Теперь Макс напомнил отцу о том разговоре:

– Сталин – совсем не буржуа, отец. Он видит в Гитлере настоящую угрозу. Посмотри, что случилось этой весной. Гитлер ввел войска в Рейнскую область. Она называется демилитаризованной, и он нарушил договор Германии с европейскими государствами. Почему-то никто не придал этому большого значения, но после таких действий сомневаться не приходится: Гитлеру нельзя доверять и он намерен развязать войну. Сталин знает, что для защиты России от Гитлера ему нужны сильные союзники на Западе. Поэтому, по крайней мере в настоящее время, Россия готова дружить с буржуазией. Вот почему партия не хочет, чтобы здесь произошла революция. Нам нужно успокоить буржуазию – и здесь, и в других странах.

– Но поскольку рабочие создают комитеты на каждом предприятии, мы могли бы довести дело прямо до марксистского государства. Тогда у России будет истинный друг в лице марксистского режима во Франции, а не сборище боязливых буржуа.

– Знаю, отец. Троцкий говорит то же самое. Но это слишком рискованно, а значит, ошибочно.

– Революция – это всегда риск.

– Да. Но пока Россия – единственное марксистское государство. Нам нужно оберегать ее.

– И ради этого мы предадим наших трудящихся?

– Блюм готов дать им почти все, чего они хотят. Условия труда во Франции изменятся кардинально. Даже революционно.

– Нет, это не революция. Они готовы продолжать стачку. Поверь мне, я знаю. Они хотят полную смену строя.

– Да, но революция сейчас невозможна. Профсоюзные лидеры скажут им, что нужно согласиться на предложенную сделку и вернуться к работе. Все парни из Компартии будут направлены на поддержку профсоюзов.

– Я об этом ничего не слышал.

– Это решили только что.

– Где? Кто? Почему я не знаю?

И теперь настал момент открыть отцу худшее.

– Они знали, что ты скажешь, и поэтому с тобой не советовались.

– А вот ты, похоже, в курсе, – упавшим голосом произнес отец.

– Я работаю в «Юманите». Там все и узнал.