Но эта беседа произвела перелом. Наутро Мари обсудила все с Клэр, и дочь полностью поддержала ее.
– Марк, – обратилась потом Мари к брату, – мы с Клэр хотели бы остаться в Париже как минимум до августа. Ты не поможешь нам снять квартиру? Хорошо бы найти что-нибудь неподалеку от тети Элоизы.
– Я надеялся, что вы задержитесь во Франции, – сказал ей Марк.
Следующие шесть месяцев они жили в прелестной квартире к северо-западу от Люксембургского сада, рядом с великолепной церковью Сен-Сюльпис.
Мари раньше никогда не жила на левом берегу, и, как оказалось, ей здесь очень нравится. Двухминутная прогулка в северном направлении – и она уже в аристократическом квартале Сен-Жермен. Если идти дальше на север по улице Бонапарта, то через пять минут окажешься у реки, прямо напротив Лувра. Если же повернуть на восток, то через те же пять минут бульвар Сен-Жермен приведет тебя в самое сердце университетского Латинского квартала, откуда рукой подать до острова Сите, осененного изящным готическим шпилем Сент-Шапель.
Мари виделась с тетей Элоизой каждый день. Тем временем Марк устроил Клэр в Школу изящных искусств в начале улицы Бонапарта.
У Мари с дочкой всегда были близкие отношения. Когда Клэр посещала старшие классы, между ними порой возникали трения, вполне ожидаемые в отношениях подростка с родителями. Однако темное присутствие войны с ее ежедневными трагедиями и лишениями не оставляло много места для семейных ссор.
Внезапная смерть отца также способствовала скорому взрослению Клэр. Она видела, что мать нуждается в ней, и старалась быть для нее не только дочерью, но и другом. Они часто ходили куда-нибудь вместе. Иногда их даже принимали за сестер. Клэр было забавно и приятно видеть, какое удовольствие доставляет матери эта ошибка.
В Париже Клэр быстро обзавелась друзьями, ей нравилось общество сверстников. Но ничуть не меньше радости она получала от совместных с матерью прогулок по городу, и в выходные они часто ездили на поезде в Фонтенбло.
По крайней мере раз в неделю Мари отправлялась на правый берег, чтобы пообедать с Марком и потом провести вместе с ним остаток дня в его рабочем кабинете.
– Раз уж ты здесь, – решил Марк еще зимой, – неплохо бы тебе познакомиться с нашим делом. Ведь когда родители умрут, ты станешь его совладелицей.
Марк предпочел бы иной образ жизни, но тем не менее он добросовестно управлял семейным предприятием. Сын Жерара, названный в честь дедушки Жюлем, уже принимал в этом активное участие.
– Он усердно трудится и настроен на то, чтобы в будущем возглавить дело, – сказал Марк сестре, – но ему еще нет и тридцати. Я наблюдаю за всем, что он делает, и особенно внимательно контролирую финансы. Еще два-три года – и, надеюсь, дальше он будет обходиться без меня.
Мари старший племянник понравился. Он очень напоминал ей брата, только обладал более худощавым телосложением и начал терять волосы в ранней молодости. Он свято чтил память отца, и Мари, хоть и не во всем, разделяла его чувства, находила это весьма трогательным. Сестры Жюля были уже замужем, так что он считал себя будущим главой рода и опорой матери.
О вдове Жерара Мари мало что могла сказать. Это была довольно милая женщина, окруженная множеством приятельниц. Основными занятиями ее являлись походы по магазинам и визиты к тем же приятельницам. Через год после смерти Жерара она покрасила волосы хной.
– Ошибка, – такой была лаконичная оценка Марка, – но одновременно и сигнал о том, что она надеется найти нового мужа. Мы приглашаем ее на семейные торжества, и никаких проблем с ней никогда не было. Тебе следует пройтись с ней как-нибудь по магазинам. Ей будет очень приятно, если ты пригласишь ее.
Мари так и сделала. Они несколько раз вместе ходили за покупками, так же как в Лондоне Мари прогуливалась по магазину с тамошними дамами. Вкусы ее и невестки различались, конечно. Раз или два Мари пыталась уговорить вдову Бланшар заглянуть на выставку или в художественную галерею, но безуспешно – ее больше интересовали скидки в универмагах. Мари обнаружила, что вдова брата неравнодушна к драгоценностям и высокой моде. Они проводили увлекательные час или два к северу от сада Тюильри, на Вандомской площади, разглядывая витрины Картье и других ювелиров или примеряя наряды от новых модельеров вроде Шанель. После этого Марк угощал их обедом в близлежащем отеле «Риц», и там они прощались с вдовой старшего брата, а сами шли заниматься делами в контору.
Как ни странно, благодаря случайно брошенным словам невестки Мари пришла к выводу, который затем изменил всю ее жизнь.
– Вам следует остаться в Париже, дорогая, – сказала та однажды Мари. – У вас здесь семья, и вы могли бы вести столь же приятную жизнь, как я.
И это было абсолютно верное замечание. Мари нашла бы для себя здесь массу интересного на ближайшие тридцать-сорок лет, стала бы бабушкой, может, посвятила бы себя благотворительности и в конце концов тихо умерла в Париже или Фонтенбло. Да, она могла бы провести так вторую половину своей жизни и считать себя счастливицей.