Париж

– Ну тогда постарайся не отдавать ему своего сердца, если только не хочешь оказаться оторванной от всего, что любишь, в чужой стране Америке, откуда все американцы сами мечтают поскорее уехать, – сказала Мари как будто в шутку, но они обе знали, что она не шутит.

– Хм, я бы с удовольствием посмотрела Нью-Йорк, – откликнулась Клэр, а потом снова углубилась в журнал.

Мари хотела продолжить разговор, но поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет, и в который раз обругала себя за ту сцену в саду в Фонтенбло, которая навсегда осложнила ее отношения с дочерью.

Как ей нужно было, чтобы ее кто-нибудь утешил! Но от Марка настоящей поддержки не добиться, а делиться своими мыслями с де Синем она не могла. Хэдли же так и не позвонил.

Три дня спустя Мари сама отправилась к Хэдли на квартиру. Она совсем не собиралась этого делать. Все получилось само собой, незапланированно.

За обедом она встречалась с дизайнером, у которого была маленькая студия на улице Шазель, то есть совсем рядом с парком Монсо. Когда она вышла из кафе, то увидела, что ноябрьский день, вопреки сезону, распогодился и даже выглянуло зимнее солнце. Мари решила пройти через парк, где часто гуляла в детстве, и вернуться в контору по бульвару Османа.

И тогда ей стало ясно, что до квартиры Хэдли рукой подать. Мари сделала небольшой крюк, чтобы позвонить в парадное и узнать, не хочет ли он прогуляться вместе с ней. Он был дома и сразу спустился.

Небольшой парк всегда отличался ухоженностью и красотой плавно изгибающихся дорожек. На газонах и под деревьями белели со вкусом расставленные статуи. По утрам там гуляли няни с колясками и играли дети богачей, но сейчас в парке было малолюдно. На многих деревьях еще сохранилась золотистая листва.

– Я рад, что вы зашли за мной, – сказал Фрэнк. – Я и сам собирался звонить вам. Мне не сразу стало понятно, каким ударом мог бы оказаться для вас брак наших детей, ведь вы лишились бы дочери, а потом я не знал, что могу сделать для вас.

– Мне будет очень-очень одиноко. Но… это же ее жизнь, а не моя.

Он предложил ей руку. Мари оперлась на нее. Несколько минут они шагали молча.

– Нашим семьям уже доводилось вместе проходить через испытания, – сказал Фрэнк.

– Какие же?

– Я имею в виду время, когда у Марка возникли неприятности с той девушкой, которая забеременела…

– Ее малышку удочерила почтенная семья в Англии, так что с ней все в порядке. Думаю, сейчас она сама уже замужняя англичанка. Это один из тех эпизодов прошлого, которые можно с чистой совестью считать закрытыми. А ведь имя той девушки так и осталось для меня неизвестным. – Мари вздохнула. – Мы столько всего не знаем. – После еще нескольких минут молчания Мари спросила: – Кстати, о прошлом… Вы знали, что я была влюблена в вас тогда?

Он ответил не сразу. Вопрос был неожиданным для него.

– Мне казалось, что немного нравлюсь вам.

– Я испытывала к вам гораздо более сильное чувство.

– Вот как.

– Вам неприятно это слышать? – Мари повернулась, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Нет. Я польщен. – Фрэнк замедлил шаг. – Вероятно, вы не знаете, что я уехал тогда из-за Жерара.

– Почему?

– Он поговорил со мной. Сказал, что я нежелателен для вас как жених. И религия не та, и Америка слишком далеко, и семья не захочет терять дочь. Жерар вел себя безукоризненно вежливо. Я не испытывал к нему особой симпатии, но он не обвинял меня, будто я соблазнил вас или в чем-то еще, хотя именно он застал нас в гроте в Бют-Шомон, если помните.

– Жерар…

Мари никак не могла прийти в себя от потрясения. Жерар. Да он предавал ее с тех пор, как они были детьми. Она чуть не выкрикнула: «Чтоб ты вечно горел в аду!» – но сдержалась, только застыла посреди дорожки и уставилась невидящим взглядом в землю. Хэдли одной рукой приобнял ее, желая утешить, и так они замерли на пару минут. Потом Мари глубоко вздохнула и двинулась дальше. Когда Хэдли снова предложил ей свой локоть, она взяла его под руку, а потом прижалась головой к его плечу.

– Знаете, – проговорила она, – у меня навсегда сохранилось ощущение, что я упустила тогда свою судьбу. И если Клэр захочет уехать с Фрэнком в Америку, возражать я не стану. Не хочу, чтобы и она сожалела о том, что не сбылось.

– Простите, что причинил вам горе, – тихо произнес Хэдли. – Не знаю, готов ли я был тогда сделать предложение. Но такой ход событий был вероятен.

– Как мило, что вы это говорите.

– Это правда, – просто сказал он.

К этому времени они оказались в восточном углу парка, где был небольшой пруд, окаймленный с одной стороны прелестной римской колоннадой. Это было самое романтичное место в парке.

Мари выпрямилась и обернулась к своему спутнику.

– А знаете что, – сказала она с улыбкой, – мы ведь еще можем наверстать упущенное. Пока вы в Париже.

Он посмотрел на нее:

– Вы предлагаете, чтобы мы…

– Всегда приятно завершить неоконченную историю.

– О да.

Хэдли произнес эту короткую фразу так, что у Мари не осталось сомнений: идея не была лишена для него притягательности. Это было уже кое-что.

– Я женат.

– Вы в Париже. Никто не узнает.

– Это нужно обдумать.

– Иногда люди думают слишком много.