Париж

Уже не раз он водил Макса в пригород Булонь-Бийанкур, который лежал к югу от Булонского леса и омывался водами Сены, делающей в том месте огромную петлю. Именно там расположился завод «Рено».

– Вот эти рабочие, – говорил он сыну, минуя проходную, – возьмут однажды в свои руки судьбу Франции.

Хотя Жак всегда напоминал сыну, что является лишь одним из множества преданных делу социалистов, молодому Максу было приятно видеть, с каким уважением относятся к отцу и на огромных автомобильных заводах, и на более скромных предприятиях по всему городу.

Два года назад труды Жака Ле Сура и его товарищей были вознаграждены.

В начале 1934 года крайне правые силы заняли парламент и попытались произвести государственный переворот. За несколько дней социалисты и коммунисты Франции объединили свои усилия и организовали всеобщую стачку. Миллионы людей отложили свои орудия труда. В Париже рабочие вышли на улицы. Вся страна остановилась. Путчистов вышвырнули из Бурбонского дворца.

– Самое время начать политическую игру, – настаивал Жак. – Все наши усилия окажутся напрасными, если только мы не добьемся политической власти.

Была сформирована грандиозная коалиция. Сначала сумели договориться два мощнейших профсоюзных объединения – умеренная Всеобщая конфедерация труда и возглавляемая коммунистами Унитарная всеобщая конфедерация труда. Что было еще лучше, к согласию пришли и политические партии. Социалистическая партия, к которой принадлежал сам Жак, и Французская коммунистическая партия договорились о том, что коммунисты будут негласно поддерживать социалистов, но в правительство не войдут, чтобы не отпугнуть буржуазию. Имея такую поддержку и пообещав уважать частную собственность и не национализировать банки, левые сумели сформировать коалицию с буржуазными радикалами и либеральными партиями центра.

– Назовите ее Народным фронтом, – сказал тогда Жак, – и мы сумеем победить на выборах.

Он оказался прав. Уже к началу 1936 года Народный фронт был готов к участию во всеобщих парламентских выборах, а месяц назад, в мае, он победил, и премьер-министром Франции стал лидер Социалистической партии еврей Леон Блюм.

Когда Ле Суру предложили занять какую-нибудь должность в правительстве, Макс ожидал, что отец согласится. Но тот удивил его.

– Для меня сейчас есть более важное дело, – сказал он.

И, несмотря на возраст, с лихорадочным увлечением взялся за новый этап пропагандистской работы. Встречи с профсоюзными деятелями, визиты на предприятия – на протяжении трех недель Макс почти не видел отца. Но когда они встречались, каждый раз звучало одно и то же:

– Момент настал, Макс. Надо ковать железо, пока горячо. Все возможно, если мы будем действовать быстро.

И опять он был прав. По всей Франции, от завода к заводу, от фабрики к фабрике, распространялось пламя забастовок. Трудящиеся, воодушевленные приходом к власти социалистов, начали отстаивать свои права и требовали сорокачасовую рабочую неделю, оплаченный отпуск, увеличение зарплаты. Ключевую роль играл Париж, как и предсказывал Жак, и к концу мая он мог торжествующе сообщить:

– Тридцать две тысячи рабочих захватили в свои руки завод «Рено» в Булонь-Бийанкуре. Все крупные заводы вокруг Парижа бастуют. Это еще тысяч сто. С нами и рабочие авиационного завода Марселя Блоха в Курбевуа.

Через несколько дней уже два миллиона французов приняли участие в двенадцати тысячах отдельных стачек.

Та часть Елисейских Полей, где стояли отец и сын Ле Суры, находилась почти напротив застекленных зданий Гран-Пале и Пти-Пале. Треугольник улиц между Елисейскими Полями и рекой Сеной стали называть Золотым, поскольку он вмещал в себя не только Американский собор и недавно построенный отель «Георг V», но и жилища богатейших горожан и самые престижные заведения Парижа.

Этот район не относился к числу тех, где часто бывал Жак Ле Сур. Но сегодня он пришел именно сюда ради удовольствия увидеть, как все здесь замерло.

Они пересекли Елисейские Поля и пошли между деревьями по северной стороне улицы. Жак с любовью поглядывал на сына.

На поиски жены у него ушло много лет, зато брак оказался счастливым. Анну Мари он встретил, когда ему было сорок, а ей двадцать пять. Она тогда пришла работать в Социалистическую партию. Поначалу он воспринимал девушку всего лишь как молодого соратника, однако со временем узнал лучше и был поражен ее цельным и бескомпромиссным умом. Таких он еще не встречал.

Анна Мари была южанкой, с прямыми черными волосами и бледной кожей. Ее отец был рабочим из Марселя, мать – верующей католичкой из сельского Прованса, поэтому девушка говорила с прованским акцентом. Но все остальное в своей жизни она определяла сама. Когда Жак спросил, верит ли она в Бога, Анна Мари ответила:

– Пока никто не дал мне убедительного доказательства того, что Бог существует, поэтому верить в Него я не могу.