Париж

Для Софи определяющим понятием и мерилом всего была справедливость. Это неправильно, заявляла она, что у людей ее круга такое количество всевозможных привилегий, а у обычных людей нет ничего, неправильно, что в такой богатой стране, как Франция, голодают бедняки. В своего будущего мужа Софи влюбилась прежде всего из-за его стремления делать добро. Ее мечтой было дожить до того дня, когда народ Франции изберет парламент из достойных людей, который станет править их страной, возможно со справедливым королем во главе. Она была уверена, что живущие по соседству с замком люди будут рады избрать в парламент ее мужа; очень может быть, что она не ошибалась.

А потому не было ничего удивительного в том, что, когда в июле 1789 года пришла новость о взятии Бастилии и о начале Французской революции, молодые де Сини пришли в восторг.

Летние месяцы они проводили, как обычно, в замке. Этьен немедленно поскакал в Париж с намерением завернуть в Версаль, чтобы все разузнать.

– Ничего пока не решено, – вернувшись, рассказал он Софи. – Лафайет и его друзья считают, что будет провозглашена конституционная монархия.

– А король с королевой?

Этьен пожал плечами. В последние годы при дворе один скандал сменялся другим. Большинство из них являлись выдумками интриганов, но его мнение о Людовике XVI и Марии-Антуанетте было невысоким.

– Они хотят как лучше, – сказал он, – но, по-моему, не представляют, что делать.

И Софи, и Этьен считали, что им следует вернуться в Париж как можно скорее.

– Мы же не хотим пропустить что-то важное! – восторженно восклицала Софи.

Какая наивность, думал Этьен, оглядываясь назад. Многие аристократы бежали из страны еще в первые дни революции. Этьен знал среди них немало людей, чье имущество было конфисковано и кого заочно приговорили к смерти. Но они с Софи верили в идеалы революции и надеялись, что в результате будет образовано эффективное и справедливое новое правительство.

И вероятно, переход к ограниченной монархии или к республике был возможен. Только по прошествии времени стало понятно, что ни одна из партий во Франции не была к нему готова. Пожалуй, вся Европа еще не была готова.

Итак, супруги де Синь приехали в Париж и вот уже пять лет вынуждены были вести жизнь, полную страданий. Пять лет неразберихи, сменяющих друг друга правительств, интриг, казней, в том числе короля и королевы, вторжений разгневанных европейских монархов, восстаний в сельских местностях. А теперь Конвент, боясь всех этих врагов, внутренних и внешних, вынужден был принять политику Террора.

Инициатором крайних мер стал самый радикальный из якобинцев – Робеспьер, их вдохновитель. Конвент обещал уничтожить всего одну категорию людей – врагов революции, но эта категория оказалась очень многочисленной.

В нее попадали самые разные люди. Первыми, само собой, под подозрением оказались аристократы. Потом их слуги. Потом ремесленники. Крестьяне. Убежденные католики. Члены либеральной жирондистской фракции, которые противостояли в Конвенте радикальным якобинцам. В конце концов в эту же категорию включили и тех якобинцев, которые разошлись во взглядах с Робеспьером и его кликой.

Никто не чувствовал себя в безопасности. Любого могли обвинить в предательстве. Если трибунал признавал человека виновным, то казнь на гильотине следовала быстро.

Месяц за месяцем с помощью нескольких гильотин, установленных в разных частях города, казнили врагов революции. И не было никаких признаков того, что процесс идет на убыль. Казалось, что Робеспьер с друзьями вознамерился очистить Францию от всех врагов и всех ошибок.

Какой же шанс на спасение имел добросердечный молодой аристократ, веривший в справедливость, милосердие и взаимопонимание? Вероятно, никакого.

Но неужели они не могли бежать? Увы, это было почти невозможно. Все порты держали под наблюдением. Всех, кого ловили при попытке скрыться из страны, ждала неминуемая смерть.

Еще с прошлой осени Этьен и Софи каждый день ждали, что их бросят в тюрьму. Скорее всего, так и случилось бы, если бы не помощь одного мудрого человека. Он научил их выживанию.

Даже в этом они были бесконечно наивны. Каковы бы ни были ужасы новой республики, Этьен все еще верил, что она будет отличаться от предшествовавших ей правительств.

Но доктор Бланшар был старше и умнее де Синей. Он показал им, как можно спастись.

Доброжелательный и здравомыслящий, Бланшар преуспевал в своей профессии не только благодаря тому, что был хорошим доктором, но и потому, что пациенты доверяли ему. Под его опекой они чувствовали себя спокойно. Уже десять лет он был семейным врачом де Синей и давно стал для них и советчиком, и другом.

– Вам нужен покровитель, – объяснил он. – И у меня есть для вас самый подходящий человек, из моих пациентов. – Он улыбнулся. – Я его неплохо знаю. Если хотите, я поговорю с ним о вас.

Великан Дантон. Дантон-якобинец. Дантон – герой санкюлотов, чей громоподобный голос заглушал в Конвенте все остальные. Дантон, который образовал Комитет общественного спасения.

– Вы думаете, он поможет нам? – изумился Этьен.

– Может быть. За определенную цену.