Париж: анатомия великого города

Дезэссент может претендовать на роль самого неприятного и отвратительного героя мировой литературы, а Монтескье в реальной жизни был его двойником: свидетели утверждали, что видели, как он на опознании тростью приподнимал сгоревшую одежду на обугленном трупе жены. Поэт-символист Анри де Ренье позднее утверждал, что, оставив жену гореть заживо, Монтескье тростью проложил себе путь из пылающего павильона. Парижане верили инсинуациям, подтверждавшим их неприятие излишеств века и монстров, которых тот породил.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ МАГНЕТИЗМ 1900–1939 гг.

Тебе в обрюзгшем мире стало душно

Пастушка Эйфелева башня о послушай
Стада мостов мычат послушно
Тебе постыл и древний Рим и древняя Эллада
Здесь и автомобиль старей чем «Илиада»…
…Мне дорог этот заводской тупик
затерянный в Париже
У авеню де Терн к Омон-Тьевиль поближе…

Гийом Аполлинер. Зона (1913)[117]

Прогорклых снадобий аптекарских целебней
Всевластный опиум, облобызай шелка,
Упейся кожею, срывая шпильки, гребни…

Стефан Малларме. Милостыня (1888)[118]

Глава тридцать пятая Новый виток

В следующем столетии население Парижа выросло, столица Франции стала самым богатым городом мира. Мегаполис, однако, остался затянутым в тугой пояс внешней кольцевой дороги — boulevard périphérique[119]. Иными словами, в отличие от Лос-Анджелеса или Лондона, столица Франции со времен Средневековья территориально так и не расширилась. И проблемы Парижа остались прежними: древнее традиционное противостояние богатых и бедных, давних традиций и прогресса проявится и в XX веке.

Новый век стал эрой великих потрясений. Но по-прежнему равнодушные к страданиям народа политические вожди вновь и вновь предавали и унижали парижан в годы всех испытаний: в кровопролитии сражений Первой мировой войны, в пришедших в город послевоенных болезнях и бунтах, в кризис 1930-х годов, когда в стране чуть не разразилась гражданская война, а также в 1940-х, во время нацистской оккупации. Революционный пыл «опасных классов» XIX века растворился в препирательствах компартии, считавшей единственной надеждой человечества Москву, с различными фракциями правых, которые во имя республики, в которую и сами-то не верили, с распростертыми объятиями принимали квиетизм[120], цинизм и даже фашизм. Столица идей и идеологий, Париж стал городом, в котором интеллектуалы самого разного толка находили оправдания наихудшим преступлениям, совершенным во имя прогресса человечества. Гитлер, Мао и Сталин — каждый из них на какое-то время становился здесь героем.

План парижского метро 1900 г. (© Collection Roger-Viollet)

Начало XX века породило разнообразные авангардистские течения, от кубизма и сюрреализма до экзистенциализма и множества иных «-измов». Все они полагали, что обеспечивают политическое и культурное противодействие жестоким силам исторического развития, грозившим временами захлестнуть столицу. Однако, несмотря на все громогласные заявления, авангардисты принадлежали к элите и не имели никакой связи с массами.

Сознанию масс были чужды все эти проблемы; зимой 1899 года, парижане вступали в новое столетие, не испытывая особого подъема. Осень того года была холодной и сырой, горожане мерзли и болели, к тому же столица освещалась крайне слабо. Никто не думал о переменах в политике, литературе или повседневной жизни. Большинство обывателей заботило исключительно собственное выживание в столице, провозгласившей себя образцом города будущего, но бессильно завязшей в трясине разногласий прошлого.

В Париже возбужденно обсуждали обстоятельства дела Дрейфуса и скандала по поводу Панамского канала — финансовой аферы 1893 года, обанкротившей многих парижан и вызвавшей подъем и без того яростного антисемитизма. Да, с ненавистью к евреям в те годы могут сравниться лишь антибританские настроения, проявившиеся, например, в ликовании прессы по поводу военных поражений Англии в Южной Африке. Смерть королевы Виктории в 1901 тоже послужила поводом для глумлений. Сразу после ее похорон в Париже вошли в моду фетровые шляпы, которые надевали, демонстрируя поддержку буров.