Париж: анатомия великого города

Архитекторы и строители мечтали перестроить Париж в соответствии новейшими техническими достижениями века: они грезили о подземных тоннелях, небоскребах и огромных торговых центрах, посетители которых легко перемещались бы на метро из дома в магазин, на работу, а затем вновь домой, не ступая на землю и не сталкиваясь с какими бы то ни было дорожными сложностями.

Этот Париж высмеял в сатирическом фильме «Время развлечений» Жак Тати: главный герой картины теряется в бесчеловечной антиутопии из стекла, движущихся тротуаров и транспортных потоков, единственными встреченными на пути человеческими существами являются американские туристы, бездумно слоняющиеся по фантастическому городу. Неудивительно, что сразу после премьеры в 1967 году картина была раскритикована в пух и прах и признана убыточной; многие парижане все еще хотели верить в то, что их город является оплотом будущего в той же мере, в которой служит хранителем прошлого.

Наряду со страстью ко всему новому в городе присутствовало почти инстинктивное желание сохранить и восстановить старый Париж. В конце 1950 года вокруг улицы Лафайет и вокзала Сен-Лазар развернули проект по чистке и реконструкции окрестностей. Все произошло благодаря инициативе министра по строительству Пьера Сюдро, который считал, что чистый и украшенный город увеличит приток туристов. Домовладельцы сомневались в полезности проекта, колебались и неохотно платили невысокие земельные налоги, из которых и финансировались все работы по реконструкции района. Остальные парижане и пресса, наоборот, с энтузиазмом отнеслись к идее восстановления этой местности и поддержали Сюдро, даже когда он предложил подвергнуть Нотр-Дам, Лувр и Дом Инвалидов пескоструйной обработке, дабы обнажить цвет каменной кладки, скрытый под грязью веков.

В 1962 году министр культуры в правительстве де Голля Андре Мальро разработал закон, в котором центральные части города были разделены на «сектора сохранения» и определялись по своему вкладу в историю. Сначала в реестр защищенных районов попал Марэ — самый обветшалый, заброшенный и опасный район столицы. Многие дома этой округи не ремонтировались сотню лет и дольше; на улицах теснились ранее величественные, а ныне обшарпанные здания эпохи grand siucle, покосившиеся сараи, магазинчики, лавки и студии. Выглядел этот ансамбль колоритно, но смердел ужасно: в большинстве домов не было канализации, водопровода и электричества. В первую очередь власти приказали соскоблить с фасадов грязь и снести и без того разваливающиеся сооружения, открыть дворы, расчистить арочные галереи и вернуть достоинство, присущее району в прошлом.

Другие проекты по развитию города такого успеха не имели и потому популярностью не пользовались. Снос Л’Аль, воплощения старого Парижа (по крайней мере, эпохи Второй империи), широкой поддержки в обществе не нашел. Л’Аль был не просто местом, где проходили продуктовые ярмарки; до конца 1950-х он оставался микромиром, населенным шлюхами, ворами, лоточниками и жуликами, — все они даже общались на своеобразном старомодном жаргоне, напоминавшем о недавнем прошлом. Если тоску по минувшему не принимать в расчет, следует помнить хотя бы то, что вокруг Л’Аль проживали множество рабочих, вовсе не желавших перебираться в многоквартирные загородные кварталы и при этом не имевших достаточного заработка, который позволил бы им продолжать жить в центре Парижа. Власти стремились проредить население столицы, чтобы сохранить историческую основу города, однако претворение этого плана требовало человеческих жертв.

Тогда же горожане начали жаловаться, что столица Франции превращается в съемочную площадку или музей. В сатирической повести 1965 года «Вещи» писатель Жорж Перек описывает жизнь двух молодых парижан, Сильвии и Жерома, которые бесцельно бродят по городу и восхищаются его видами; город порождает в них мечты об идеальной жизни, к которой им не дано прикоснуться и никогда не достичь в действительности. Париж стал всего лишь набором видов, жаловались и интеллектуалы, и художники, и рабочие. Даже компартия считала многие проекты по сохранению старого города реакционными — пустым отказом принять прогресс.

Париж и андеграунд

Однако уже в начале 1960-х годов в Париже появились упрямцы, которые не желали терпеть тяжелую патерналистскую руку сторонников де Голля или коммунистов. В основном это были студенты, анархисты, движение которых впервые с 1890-х годов переживало подъем, недовольные жизнью рабочие и не примкнувшие ни к левым, ни к правым партиям иммигранты.