Париж: анатомия великого города

В начале 1960-х в Париже расцвело движение андеграунда, как, собственно, в Великобритании и США. Неудивительно, ведь герои парижского андеграунда были те же, что и в остальном мире — от Майлза Дэвиса и Джека Керуака до «Роллинг Стоунз». Париж и сам недавно был столицей контркультуры, сюда в конце 1950-х ехали американские битники, которых влекли интеллектуальный снобизм и сомнительные наслаждения столицы. Штаб-квартирой битников в Париже служила небольшая гостиница на улице Жит-ле-Кер, прозванная даже «Бит-Отелем», управляла которой мадам Рашу. Именно здесь Уильям Берроуз и Брион Гайсин ели сырой опиум, курили гашиш, творили волшебство и изобретали «машину мечты», которая должна выпустить в мир чудовищные силы бесконечной субъективной реальности.

Однако парижская наркокультура была не так распространена, как в англоязычных странах, она оставалась принадлежностью небольшой элитной группки, тесно связанной с отмирающим движением авангарда из кофеен Монпарнаса и Сен-Жермен-де-Пре. Так что использование наркотиков в начале 1960-х годов, по крайней мере, было, скорее, сознательным «интеллектуальным» занятием, а не болезнью, как в остальном западном мире. Для молодых мыслителей и актеров, например для начинающих писателей Жана-Пьера Кальфона и Жана-Клода Байи, моделью для подражания считался кружок «Le Grand Jeu» («Большая игра»), отпочковавшийся от сюрреалистов, дискутировавший с Андре Бретоном в 1920-х годах о потенциале галлюциногенных наркотиков в сюрреализме. Бретон разошелся с ними во мнениях, а группа продолжала экспериментировать, обкуривалась опиумом, устраивала коллективные асфиксии в стремлении добиться магического сопереживания. Единомышленники Кальфона принимали наркотики, стремясь достичь мгновенного просветления, по-новому узреть город, по-новому его расцветить.

Чаще других наркотиков молодые люди курили марихуану, она доставлялась в Париж из Алжира или Марокко, порой имела примеси опиума и была весьма популярна в забегаловках, например на улицах Ксавьер-Прива или Муфтар. ЛСД пришел в Париж одновременно с возвращением Жана-Пьера Мерля, давнего соратника Тимоти Лири — американского гуру употребления галлюциногенов. Центром психоделической культуры Парижа стал магазин «Мандала» на улице Вавен. Там галлюциногены распространялись под англо-американский ритм-н-блюз или этнические ориентальные песнопения. Парижане не на шутку увлеклись психоделической музыкой: появились группы «Мажун» и «Ред Нойз». Американский центр на бульваре Распай стал еще одним «местом свободы», средоточием наркотиков, секса, политического инакомыслия и трансцендентальной философии.

Наркотики добрались и до мира кабаре и шансона. Самым интересным и необычным плодом этого слияния стало творчество Брижит Фонтэн — певицы, актрисы и феминистки, творившей под руководством своего друга, поэта-песенника Жака Ижлена и алжирского музыканта Араски Белкасема, — «страшненькой Жюльетт Греко», как называли ее в народе. Фонтен начала свою карьеру как исполнительница традиционного французского шансона — в жанре, где сверкали такие звезды, как Жак Брель, Жорж Брассанс и Лео Ферре, где слова ценились выше музыки, где в каждой песне разыгрывалась мини-трагедия или комедия. Брижит создала собственный ироничный и саркастичный стиль исполнения, похожий, пожалуй, на манеру Сержа Гинсбура. Альбом «Brigitte Fontaine est folle» («Брижит Фонтэн сошла с ума») является прекрасным образцом ее стиля, а песня «Cet enfant que je t’avais fait» («Дитя, что я дала тебе») стала звуковым сопровождением жизни Парижа 1960-х годов.

Фонтэн совместно с Араски экспериментировала с этнической музыкой, вплетала в собственное творчество арабские нотки Востока. Она сотрудничала с «Art Ensemble of Chicago», осевшим в те времена в Париже и часто игравшим на открытых фестивалях в Американском центре на бульваре Распай. После забвения 1980-х ее вновь вспомнило новое поколение музыкантов, например, «Нуар Дезир», Этьен Дахо или дуэт «Рита Мицуко» (пожалуй, самые успешные представители этого поколения), — благодаря им дива снова считается уважаемым представителем парижского андеграунда и героиней психоделической эры столицы.

Подобно англо-американской рок-музыке, галлюциногенные наркотики не имели мгновенного ошеломительного успеха даже среди «продвинутых» членов парижского андеграунда. Журнал «Le Crapouillot», обычно поддерживавший все новинки движения, выпустил номер «против ЛСД», где объявил наркотик «американской модой для кретинов». Единственной возможностью двигать общество вперед, как утверждали радикальные журналы «Groupe Artistique Révolutionnaire» и «L’Internationale situationniste», являются политика и протест.

Мечтатели