Париж: любовь, вино, короли и… дьявол

Вскоре он вновь арестован по подозрению в краже. Из-за этого ареста всплывает обвинение в ограблении Наваррского коллежа — один из участников при аресте назвал имя Франсуа. Только поклявшись, что он вернет свою долю из украденных денег, Вийон получает свободу — но ненадолго. В том же месяце он стал участником уличной драки, во время которой был тяжело ранен папский нотариус, и вновь попал в тюрьму.

Хотя сам Вийон, видимо, никому не причинил увечий, дурная слава, прочно за ним закрепившаяся, сыграла свою роль: Вийона подвергли пытке и приговорили к казни через повешение. Он подал прошение о помиловании. В ожидании почти неизбежной смерти поэт написал знаменитую «Балладу повешенных». Но чудо все-таки свершилось: постановлением от 5 января 1463 года Парламент отменил смертную казнь, однако, «принимая в соображение дурную жизнь поименованного Вийона», заменил ее десятилетним изгнанием из города Парижа и его окрестностей. Постановление Парламента — последнее документальное свидетельство о Вийоне. Через три дня, 8 января 1463 года, он покинул Париж — и на этом все сведения о его жизни обрываются. Что было с ним дальше — кто знает? Остепенился ли он, осел где-нибудь в предместьях Парижа, женившись на какой-нибудь доброй женщине? Примкнул к какой-нибудь шайке или странствовал в одиночку? Кто знает. Вряд ли он и сам знал, чем займется в изгнании:

Я знаю, кто по-щегольски одет,
Я знаю, весел кто и кто не в духе,
Я знаю тьму кромешную и свет,
Я знаю — у монаха крест на брюхе,
Я знаю, как трезвонят завирухи,
Я знаю, врут они, в трубу трубя,
Я знаю, свахи кто, кто повитухи,
Я знаю все, но только не себя.
Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, все губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю все, но только не себя.

Судейских протоколов (да и многих Вийоновых стихов) хватило, чтобы сложилась живучая легенда о Вийоне как о поэте-преступнике. Так это или нет — трудно судить, да и не за свои преступления он навсегда остался в мировой литературе.

Париж Вийона невелик и простирается от моста Искусств до южной оконечности Латинского квартала. Драка с Сармуазом произошла на паперти университетской церкви. Иногда поэт упоминает остров Ситэ или правый берег Сены. Любимыми пристанищами Вийона были трактиры «Дом» у ворот Бодойер, «Большая кружка» на Гревской площади, «Бочонок» у Гран-Шатле, «Сосновая шишка» на рю де ла Жувери на острове Ситэ.

СОРБОННА В МАЕ 1968 ГОДА

Париж изведал немало мятежей, включая Коммуну и Великую французскую революцию, и все они имели вполне понятное объяснение. Мятеж 1968 года, с точки зрения логики, не вполне объясним — бунтовали не обездоленные слои общества, а студенты из среды среднего класса, дети тех, кто, казалось бы, должен быть доволен и счастлив в послевоенной Франции.

Впрочем, совсем необъяснимых мятежей не бывает. Взрыв готовился исподволь. Члены революционных групп сюрреалистов, коммунисты-радикалы, анархисты и другие мелкие организации, обитавшие в Сен-Жермен-де-Пре и Латинском квартале, постоянно публиковали политические памфлеты и трактаты. При всей несхожести их объединяла идея о том, что подпольная деятельность и саботаж — главные двигатели истории Парижа. Революционные программы всех этих групп были выражены в надписи на стене в 1968 году: «Будь реалистом, требуй невозможного!»

Шестидесятые годы начались при крепком правлении де Голля, чей авторитет, несмотря на алжирский конфликт, оставался непререкаемым. Редкие волнения студентов, несколько рабочих забастовок были скорее случайностью, но не серьезной политической конфронтацией.

Большинство молодых людей жили с родителями или в скучной для них атмосфере университета, а столичный образ жизни был для них либо слишком дорогим, либо слишком чуждым — за исключением Латинского квартала.

Многочисленные лекторы на семинарах Сорбонны и в кофейнях Латинского квартала утверждали, что единственным средством излечить больное общество потребления является тотальная революция. Необходим полный разрыв с прошлым и отмена всех его табу.