Париж между ног

— Ну, как, как? Почему ты спрашиваешь: ты, что же, не знаешь, как раньше ты с ними встречалась? По-моему у тебя это очень даже неплохо получалось! Так почему теперь не так?

А потому, что я уже не могу! Сама не могу, да и не хочу, наверное. И потом, у меня Игорь мой, Игорек. Он же, как сокол, кружится, кружится надо мной… Охраняет нас с Верочкой. А что, не так что ли?

— Да так, так! Все именно так! Да только вот она все же уходит от тебя, а не от него, вот! Ты знаешь, ты ее уже не держи, отпускай, давай уже! Отпускай! Пусть уходит, пора уже, пора ей…

Наверное, ты права! И не потому, что такой стала она, нет, но и потому, что другой стала я. Во мне все изменилось и в ней. Я стала другой и она уже… Тем более через такое прошла, такое испытала, а ведь это все, оно женщину выворачивает, перерождает! Ведь если раньше она о таком не то что не знала, даже не слышала, то потом на ней все это проделали, и она все равно запомнила, впитала, хотела она того или не хотела. Причем, если все это с любимым человеком, это одно дело, а вот когда так с ней, через силу, через ее нежелание, то тогда и она сама может так же. Не скажу что с силой, но настоять на своем и самой теперь так, же проделать все как и с ней. Недаром ведь говорят, береги честь смолоду и не поясняют, как ее беречь. Просто говорят, береги и все! Не растрачивай, не позволяй ни себе ни другим. И рано, наверное, же? Одно дело, так пробовать годам к сорока, сорока пяти, а другое, когда она такая еще совсем, совсем, девочка и уже с таким соприкоснулась. Так что права ты! Отпускать ее надо, пусть уже сама, опережая все представления о сексе, и уже с кем-то сама решает, как ей будет лучше, как интересней…

А мне уже совсем по-другому и не хочется уже, как-то и в голову не лезет. У меня все мысли и все внутри на него и ее настроены. Мне теперь, а может пока, кто его знает, но и того что у меня есть, мне с головой хватает и я самая с ними счастливая! Ей богу, ведь, правда! Как о них подумаю, то на меня такая благодать находит, такая, так к черту Мари! Прости! Но это так, и ничего я с этим поделать не могу, да и не хочу! Все! Я только с ними, с моими родными: Игорьком и Светочкой, моей деточкой!

Вы думаете, я на этом успокоилась? Сейчас, как бы не так! Вам женщин надо как следует знать! Мы ведь не то что не хотим, а не можем проигрывать и особенно так, когда нас отвергают! Заметьте, не вы сами, а вас! А как же реванш, желание оставить последнее слово за собой? Выговорить для себя какую-то, только вам одному известную правду и смысл в расставании, и вот только потом у вас наступит хоть какое-то успокоение. А тут? И что примечательно ведь? У меня и пузо, и Игорь, а я все равно в сомнениях, в разочаровании. А вот в каком, в чем? И даже не понимаю, наверное, мне больше всего уже жалко себя, не ее. А вот ведь раньше все было наоборот: я о себе не вспоминала даже, а только все время о ней! И вот я уже с такими мыслями истерзалась, потеряла покой, и почему-то в меня словно бес вселился, мне надо увидеть ее, ту, что теперь стала с ней, вместо меня! Я себя с одной стороны вроде бы успокаиваю, и чем больше я так, тем все больше во мне как протестная волна! Раскачивает и раскачивает внутри меня мое самолюбие, мое эго и всю меня. И вот теперь все это сплелось в какой-то большой и болезненный узел и кому же и что досталось? Правильно! Игорю первому! А кому же еще? Ведь это он рядом, это он все время надо мной и кружит и кружит, обороняет, охраняет от всех невзгод, выходок, столкновений, но то все вокруг, а вот во мне самой, то кто и как? Да, как охраняет? Почему охраняет, от кого? Чьих посягательств, на что?

Да на что?

К чему мы приходим

Вечером так устаю, мне хватает без этого всех остальных забот, и я словно самнабула брожу, кружу по номеру, вспоминаю что-то, что было сегодня, что было когда-то, и почему-то все равно всплывают картины и образ Мари. И вот я в таком состоянии неожиданно захожу в ванную и ее вдруг внезапно застаю голой и с бритвой в руках!

— Что это, почему это ты, для чего?

А она, согнувшись, стояла и бритвой оголяла себя на лобке!

— Я…, я…, понимаешь…, она…, мы…

У меня кровь к лицу! Даже темно вдруг в глазах и только я на нее смотрю, но не вижу, а только вот всю фигурку ее, согнувшуюся и глаза на меня, как два уголька! Знакомые, ведь и такие глаза ее….

— И что? — говорю, и не говорю, а просто хриплю, — у вас уже все так зашло далеко?

А мысли скачут и почему-то меня как будто бы кто-то под локоть толкает, и я ей колко, с издевкой…

— А как же Пьер?

— А что Пьер? — Говорит, выпрямляясь.

А я как дура уставилась на ее бугорок и глаз не могу отвести от него, вот!

— Да! Что? Хотелось бы знать!

— А что знать-то теперь? Он, как ты знаешь, он нас с тобой предал! Что? Разве не так?

— Да, так, так, только вот…. — Она перехватила мой взгляд, отвернулась и быстро халат на себя раз!