Париж между ног

Талантлива? Да!

Умею любить? Да!

Могу отдать всю себя им? Да! Да! Да!

Лишь бы им всем оставить их радости жизни, да здоровья им всем прибавить! А что касается себя, то потом… когда им всем сделаю, то потом уже, да…как-нибудь…. потом уж

О себе она меньше всего переживала!

Потому что во все времена, впрочем, как и сейчас, все только и крутится вокруг нас. Вот в том-то и есть наша сила и слабость! Она как была, так и сидит — в простой нашей бабе!

Что с Мари?

А сила и надежда все еще не покидали Мари. К тому же, как мы уже говорили, она верила! Верила, но не в бога, как все считали, а верила в нее, свою подругу.

Все с ней произошло так быстро, что она даже не поняла, когда глаза открыла. Где она, что же произошло? Просто нещадно сначала болела голова, а потом к ней в какой-то гостинице в номер зашел незнакомый мужчина и все объяснил.

Она еще долго не могла забыть этот его спокойный русский голос и то, что он ей говорил. Как-то так буднично и спокойно сказал, что похищена, и пока не закончатся дела, она будет в России. Сказал, что не тронут, если она будет себя правильно вести.

Где в России, как это так, а как же мама, как отец, Пьер, Бест моя…Где же они все, почему не приходят на помощь? И где же инспектор, который все уверял, что у него все под контролем? И вот она осознала, что в одночасье все рухнуло, и теперь она действительно должна была только сама. А что сама, что же им надо от нее?

Смутно догадывалась, что все это как-то связано с теми бандитами, о которых ей говорила Бест и вспомнила, что предупреждала, чтобы она береглась, остерегалась как никогда. Но кто же знал, как говорится, знала бы, где волк пройдет, так вырыла бы яму. А тут сама в эту яму угодила. Но пока ее не трогали, правда, никуда и не выпускали.

Она поняла, что с ней не шутят, и стоит ей только… Кстати, ей об этом напомнили и так страшно!

На второй день ее вывели, повезли на машине куда-то, она не знала, глаза ей закрыли, и она все думала, что вот ее сейчас и… Но то было не с ней, а с другой. Когда ее привезли назад, то все никак не могла в туалет даже сходить, такого страха натерпелась, что у нее внутри все сжалось. Ей, она поняла, такое специально показали, чтобы она знала, что с ней сделают все точно так же. Причем, та незнакомая девушка во всем сама призналась, и она слышала, как сама рассказывала, что хотела сбежать, скрыться…

Нет! После такого она поняла, что если она хочет остаться жить и детей иметь, то она все будет делать, что ей будут говорить. А девушка та все к ней по ночам, и все в ушах звучал ее истошный и жалобный крик, когда ей…

Нет! Нет! Она просыпалась и, стиснув зубы, плакала, боясь произнести хоть бы один звук. Потом ее уже, как будто бы она с мужем, в автобусе, как туристку. И что ведь самое страшное, у всех проверяли паспорта, багаж, а мимо нее, как будто бы нет ее даже, как будто бы она под шапочкой — невидимкой! А потом, как только приехали, ее сразу же в машину и долго везли какие-то хмурые и явно не русские. А куда, да зачем? Причем, при ней они все делали, не стесняясь, и даже не отворачивались, тогда она поняла, что это страшные люди, она о таких слышала рассказы тех женщин, которые к ним приходили в Париже, спасаясь от …рабства! Да, это были рабовладельцы двадцатого века!

Потом ее впервые за несколько дней пути привели в сауну, где сказали, чтобы она вымылась как следует, и с ней будет разговаривать хозяин. Она так этого испугалась, что все время, несмотря на горячую воду, тепло, все тряслась от страха и ожидания. К тому же, хотела простирнуть свои вещи, но их забрали. И все с ней делали, пока она голая, а они одеты, но на ее тело, никакого внимания не обращали, словно она собака безродная разгуливает. Потом она с удивлением увидела, что вся одежда новая и она из Франции, даже красивые полукеды спортивные. Она так обрадовалась, что пока одевалась, не заметила даже, что ее пристально рассматривала какая-то дама. И потому ее слова она восприняла, как приказание, вздрогнув, постигая их жесткий смысл…

— Теперь ты Мари переводчица у моего мужа, Николай Николаевича! Запомнила, дура!

Ты будешь работать в офисе, но за тобой все время будут неотступно приглядывать, к тому же мы тебя окольцуем.

— Как это? — Невольно вырвалось.

— Молчи, б….! Слушай, я повторять не буду! Куда бы ты ни отошла, с кем бы ни разговаривала и даже если ср… будешь и перд….ть, мы все равно все о тебе будем знать и слышать! И даже если ты начнешь онанировать, я все знать буду, так что советую подумать, как ты будешь свои стоны скрывать от нас. А нет! Так я дам команду и тебе с удовольствием сикель отрежут! Ну, ты уже все это видела, так что готовься, сейчас к Николай Николаевичу на представление. Да и волосы свои, сука, высуши сначала, а то патлы свои распустила мокрые….

Подошла и внезапно так сильно ее хлестанула по щеке, что та следом так и вспыхнула, а в ушах еще несколько десятков секунд слышался писк. Пи-пи-пи! То пищала ее слабая надежда на скорое освобождение, угасая вместе с тем противным писком в ушах!