Вот, кстати, про Ивана! Его жена Вера никогда не была в роковой квартире — там нет ни одного ее следа. Заниматься ее помадой или ДНК (все-таки обманутая женщина способна на все!) уже не было смысла. Иван Халин сам рассказал, что надпись помадой на зеркале сделала Лариса. Причем просто так, потому что она была как ребенок и просто пошутила. Ладно.
Но все равно — Веру Халину придется вычеркнуть из списка подозреваемых.
Ладно, сейчас они сами все расскажут.
Первой на допрос привели Екатерину Рыжову. В камере она выспалась, но выглядела после попойки с соседкой, Милой, ужасно. Припухшие веки с черными потеками туши, розовые пятна от помады вокруг губ, растрепанные волосы, мятая блузка…
— Мне надо помыться, — сказала она, не открывая глаз и скривив лицо. — Дайте мне время, я приведу себя в порядок и вернусь. Мне надо, надо в ванную.
— Отпущу, если вы мне все расскажете. Вот сразу отпущу, под конвоем, конечно, но вы сможете принять душ и переодеться. Дома.
— Хорошо. Я все расскажу. Что именно вас интересует?
— За что вы убили Вершинина?
— Я его не убивала. Но если вам нужно, чтобы я призналась в этом, то валяйте. Да, я убила его, потому что ненавидела. Как ненавижу всех мужиков. Вы все меня достали, понятно?
— Вам знакомы эти люди? — Седов положил на стол фотографии Леры, Халина и Абрамовой.
Она взяла снимки в руки и поднесла к глазам. Смотрела долго, потом осторожно, словно они были горячими, вернула их на место.
— Они все погибли…
— Кто эти люди?
— Об этом надо было бы спросить Вершинина. Он, кстати, умер во второй раз…
— Расскажите все, что знаете! Может такое случиться, что все эти люди останутся на свободе, а посадят вас. За убийство!
— Это меня за убийство? Да-да, конечно… Я-то никого не убивала, просто все видела, была там… Я расскажу, обязательно все расскажу, только отпустите меня помыться.
— Вы готовы подписать признание?
— Да, готова. Давайте бумагу, ручку. Все напишу. Только вы меня отпустите домой, хотя бы на час. А когда вернусь, то напишу, что все это писалось под угрозой. Что вы хотели меня изнасиловать. Вот так-то вот.
— Вы сказали, что вам есть что сообщить про этих людей, про убийство…
— Ладно, напишу. Давайте вашу бумагу, ручку.
Несколько минут в кабинете было очень тихо. Слышно было только шумное дыхание Рыжовой и тихое, едва слышное — Седова, наблюдавшего за тем, как строчит что-то на листе подозреваемая.
— Вот. Все. Готово, — она шлепнула ладонью по листу бумаги и проехалась им по столу в сторону Седова. — Самое что ни на есть чистосердечное признание.
Он спокойно взял листок и начал читать:
«
Седов, до которого дошло, что перед ним не просто подозреваемая в убийстве, но и женщина, у которой могут быть свои физиологические причины так яростно хотеть помыться, отпустил Рыжову домой в сопровождении охраны. Она, вернувшись, напишет все, что знает. А она знает, это точно! И знает многое.
Татьяну тоже привезли в следственный комитет, подняв ночью с постели. Седов от Воронкова знал, что подозреваемая приняла на грудь с его подачи еще в кафе. Ночью на нее было больно смотреть. Вытаращенные глаза, исходящий от нее запах алкоголя…
— Она-то каким боком ко всей этой компании, — недоумевал Воронков. — И кто бы мог подумать, что она способна всадить нож в живот Вершинина?!
— Но на ноже несколько ее отпечатков. Это факт.
Когда ее привели и посадили перед Седовым, тот даже успел усмехнуться про себя, когда представил, что и она тоже сейчас попросится в душ. Но нет, она просто сидела, такая расслабленная, словно еще под хмельком, распространяя вокруг себя запах нечистого тела и перегара, и смотрела на следователя взглядом человека, находящегося мысленно в другом измерении. Видно было, что ей все равно, где она и с кем. Вероятно, больше всего ее интересовал вопрос, где бы опохмелиться.
— Скажите, Татьяна, вы были знакомы с Михаилом Вершининым?
— Он — сволочь. Это все, что я могу о нем сказать.
— Вы были с ним в близких отношениях?
— Это вам ваш приятель рассказал? Ну была, и что? За это арестовывают, надевают наручники на невиновного человека?
— Где вы с ним встречались и при каких обстоятельствах?
В сущности, она повторила все то, что прежде рассказала Воронкову. Гостиница, ее приняли за проститутку, заплатили деньги.
— Только я не проститутка, я все по согласию. Хотя я не прочь была бы, если бы он меня еще и накормил, и побольше денег дал.
— Вы раньше, до того, как начали переписываться на сайте, не были с ним знакомы?
— Лицо-то знакомое, но точно не вспомню, где именно я его видела.
— Вам знаком этот нож?
Седов положил перед ней завернутый в прозрачный пакет нож.
— Ха! Вы что, издеваетесь надо мной? Думаете, что это я его зарезала?
— А откуда вы знаете, что он был зарезан?