Париж на три часа

Распахнув окна, граф Фрошо обратился к парижанам:

— Французы, наш великий император бессмертен! Тревожные слухи, возмутившие вас, порождены врагами порядка. Весть о гибели императора — провокация! Возвращайтесь к своим обычным занятиям. Каждый француз да останется на своем посту…

Сулье, опустив плечи, направился к дверям.

— Куда вы, полковник? — остановил его Лаборд.

— А что? — повернулся к нему Сулье.

— По-моему, вы и сами должны догадаться, что следует сейчас делать. Ну-ка! Начинайте просить о пощаде…

Сулье отцепил от пояса шпагу и брякнул ее на стол:

— Я не боюсь смерти. Достаточно послужил Франции — пора и на покой. Но все-таки в этом, наверное, моя единственная ошибка, я ведь так и не понял, что же случилось с нами?..

* * *

Инспектор полиции Фавье подошел к генералу Дузе, впавшему в столбняк, и вытер пот со лба генерала.

— Я выручу вас, — напрямик сказал он. — Но для этого вы должны слушать меня и повиноваться мне. Дузе поднял голову, но опустил глаза.

— Говорите, — согласился он заранее.

— Покажите сейчас Мале войскам и народу. Я мог бы и сам это сделать, но… мы предпочитаем оставаться в тени! Вас же знают парижане, и они любят вас, как старого драбанта.

— А что я скажу народу?

— От ваших слов будет зависеть и ваша судьба. Не торопитесь, генерал. Прежде подумайте…

Мале и капрал Рато были выведены на балкон. Площадь волновалась под ними, сдавленная отрядами жандармерии.

Сгорбленный Дузе обнажил голову.

— Ты прости меня, Мале, — успел шепнуть он.

— Ничего. Не ты — так другой… мне все равно.

— Честные парижане! — начал Дузе хрипло. — Вот они, эти отщепенцы нации, эти враги законности и порядка… Слава всевышнему, император жив, и да здравствует император!

До балкона долетали возгласы бонапартистов:

— Расстреляйте их… сразу, немедля!

— Нет, на гильотину их!

— А лучше зашить в мешок — ив Сену! Капрал Рато не выдержал угроз, по-мальчишески всхлипнул.

— Брат мой, — сказал ему Мале, — те люди, у которых уже есть имя, должны нести его с честью. А те, у кого еще нет славы, обретут ее сейчас на этой площади… Мужайтесь!

Лаборд отозвал Фавье, нашептывая ему:

— Я уже проверил: аббат Лафон и Каамано исчезли, нигде не найти и студента Бутри. Но самое странное, что куда-то провалился этот буйный Гидаль… Знать бы, где он спрятался?

* * *

Виктор Лагори был взят в своем кабинете, где он поджидал портного с мундиром, а дождался появления герцога Ровиго.

— Напрасно тратили время на такую ерунду, — сказал он. — Могли бы походить и в моем мундире…

К одиннадцати часам дня полиция в бешенстве затаптывала последние искры заговора. Но сыщики сбились с ног, не в силах сыскать нового военного министра — генерала Гидаля.

— Три тысячи франков за его поимку! — объявил Савари.

Через каждые полчаса к нему приходили с докладами; возникали предположения, строились догадки — куда мог деться этот буйный человек? Вскоре награда возросла до пяти тысяч франков — полиция покрывалась липким потом, то ли от жадности, то ли от усердия. В полдень герцог Ровиго объявил:

— Моя последняя цена — десять тысяч за одну лишь глупую голову Гидаля! Я сейчас еду обедать, скоро вернусь…

Он вернулся, но уже в веселом настроении:

— Отыскался ли генерал Гидаль?

— Нет, — ответили ему. — Сейчас посылаются конные разъезды по всем дорогам, начальники гаваней будут оповещены о задержке всех кораблей.

— Пусть казначей принесет сюда обещанную мною награду, — велел герцог Ровиго, и затем он потряс перед чиновниками пачкою ассигнаций. — Видите эти купюры? Я, министр полиции, честно их заработал! — Он швырнул деньги в ящик своего бюро. — Идите в Пале-Рояль, — засмеялся Ровиго, — генерал Гидаль обедает там. На моих же глазах он сожрал целого теленка…

Оказывается, Гидаль надолго застрял в ресторане, и ни один шпион не догадался бы искать его именно там, где полно всякой публики, где любой человек всегда на виду.

— Знаешь, — сказал он хозяину ресторана, — мне совсем недалеко от министерства до твоего ресторана, и ты поджидай меня теперь каждый день после полудня… Открой еще бутылочку и на этом закончим: у меня немало всяких дел!

Он не успел расправиться с бутылкой, когда к нему подошел скромно одетый пожилой человек и слегка коснулся груди генерала белой эмалевой палочкой:

— Прошу вытянуть руки перед собой. Вы арестованы.

— О, дьявол! — фыркнул Гидаль, но капкан уже захлопнулся. Он был арестован последним — глупцам иногда везет…

«Мы не последние римляне!»

Мале не был одинок, и можно догадываться, что его поступками руководила изощренная в заговорах рука Буонарроти, жившего в Женеве на положении эмигранта. Заговор в Париже (и Савари понял это) не был обведен кружочком одного лишь города — в этот же день в Марселе собралась громадная толпа якобинцев. Но явился некто и объявил им:

— Братья! Только что стало известно, что в Париже все у нас сорвалось, а потому лучше всем разойтись…