Париж никогда тебя не оставит

Демонстративная небрежность, с которой были произнесены эти слова, заставила Шарлотт заподозрить, что ее дочь и Ханна явно что-то задумали, но настаивать она не стала.

– Почему бы тебе сейчас не бросить вызов домашке? Я позову тебя, когда пора будет накрывать на стол.

Виви не стала ждать, пока мать ее позовет. Она пришла на кухню, когда Шарлотт еще жарила курицу, и уселась на высокий табурет у кухонной стойки. Шарлотт эта поза была хорошо знакома. Это значило, что ее дочь собирается с духом. Интересно, чем ее соблазнила Ханна на этот раз. Новый проигрыватель для долгоиграющих пластинок? Еще несколько жемчужин, чтобы добавить в ожерелье, которое начала собирать для нее Шарлотт? Проколотые уши? Нет, Ханна никогда бы не предложила что-то, что могло вызвать неодобрение Шарлотт. Она для этого была слишком щепетильна.

– Помнишь ту статью, которую тетя Ханна дала мне не так давно? Про женщину из Парижа, которая помогает найти друг друга людям, разлученным во время войны?

– Помню.

– Тетя Ханна предложила мне помочь написать ей письмо.

Шарлотт притворилась, будто все ее внимание поглощено кусочками курицы, которые надо перевернуть.

– А с какой стати тебе захотелось это сделать? – осторожно спросила она.

– Чтобы кого-то найти, конечно.

– Но никого не осталось. Некого находить.

– Тетя Ханна говорит, что многие, кто пережил войну, так думают. А потом они обращаются к этой женщине или в какое другое агентство и узнают, что у них остались какие-то родственники, иногда даже близкие родственники, про которых они думали, что те умерли.

– Виви, сердце мое, мне очень жаль, но твой отец и вправду погиб на войне.

– Я это знаю. Я не о нем говорю.

– Его родители погибли в Авиньоне во время бомбежки. Что именно случилось с моим отцом, неясно. Но он был ярым социалистом, а нацистам это не нравилось. И наши друзья из Гренобля написали мне после его похорон.

– Это я тоже знаю, но как же остальные?

– Я была единственным ребенком в семье, и твой отец тоже.

– У тебя это звучит так, будто вы были последними людьми на свете. Должны же иметься какие-то родственники. Кто знает, может, у меня во Франции полным-полно двоюродных бабушек и дедушек, и троюродных братьев, и четвероюродных племянников, которые ждут не дождутся, чтобы со мной познакомиться.

– Это вряд ли.

– Но ты же не знаешь наверняка. Мы можем хотя бы попытаться.

Шарлотт выключила огонь под сковородкой и повернулась к дочери:

– Я понимаю, это непросто – когда у тебя только и есть, что я да почетные дядюшка и тетушка с первого этажа, но неужели ты думаешь, что сразу почувствуешь связь с совершенно незнакомым человеком только потому, что у вас имеется пара общих предков? Я верю в привязанность Ханны, и Хораса тоже, гораздо больше, чем в кровные узы.

– Наверное, но я не понимаю, какой вред в том, чтобы просто узнать. Разве это так ужасно – хотеть семью? Прю Мак-Кейб каждое лето проводит месяц в штате Мэн вместе со своими дедушкой и бабушкой по отцу и еще с целой кучей кузенов, дядей и тетей. У них там что-то вроде поселения, но она живет в комнате, где вырос ее отец, и учится грести на лодке, на которой учился он. У нее даже его старая удочка осталась.

– Тебе хочется научиться удить?

– Мам! – Она ударила кулаком по столу. – Я серьезно.

– Я знаю. – Шарлотт сделала к дочери шаг, чтобы ее обнять, но Виви соскользнула с табурета и отступила.

– Не понимаю, почему ты не хочешь этого делать. Я ведь не о бабушке с дедушкой из Мэна говорю, и не о лодке, и не об удочках. Я всего лишь прошу информации. Вроде имен наших родственников и где они раньше жили – такие вещи. По всей Европе, по всему миру могут жить люди, которые нас ищут. Но ты не хочешь их найти.

Шарлотт подумала о письме из Боготы.

– Я просто не вижу в этом смысла.

– А если я вижу, этого недостаточно?

– Я не могу это тебе объяснить.

– А ты попытайся, – всхлипнула Виви. – Хотя бы раз в жизни. Просто попытайся.

Шарлотт снова протянула к Виви руки, но та сделала еще один шаг назад.

– Знаешь, кто ты такая? Еврейка, которая сама в себе это ненавидит.

– К религии это не имеет никакого отношения.

– Тогда к чему? К чему это имеет отношение?

– Может, когда ты будешь постарше…

– Когда я буду постарше! – Теперь она уже кричала. – Это что, разговор о сексе, который происходит у нас каждые несколько лет? Когда я буду постарше, будет уже поздно. Я хочу знать сейчас. – Виви уже больше не пыталась сдерживать слезы. Она икнула. – Почему ты не даешь мне узнать? Почему ты такая гадкая? Почему все обязательно должно быть окружено какой-то ужасной тайной? – Она постепенно отступала в сторону своей спальни. – Ненавижу твои тайны. И тебя ненавижу. Эх, хотелось бы мне… – На этих словах дверь ее спальни захлопнулась, и Шарлотт не успела расслышать, чего именно хотелось бы ее дочери.

Она прошла через гостиную и по короткому коридору к комнате Виви.

– Виви, – тихо сказала она закрытой двери.

Ответа не было.

– Вивьен.

Молчание.