Париж ночью

Письмо потомкам писалось, как песня, — на одном дыхании. В яркой и образной форме, с многочисленными примерами, они изложили там все, что думали про Великую Октябрьскую социалистическую революцию, про советскую власть, про любимую коммунистическую партию со всеми ее вождями от Ленина до Брежнева. Они живописали и про сталинские лагеря, и про отсутствие в магазинах масла, хлеба, колбасы, штанов и всего остального, столь необходимого человеку для более-менее сносного существования.

Этот шедевр эпистолярного жанра, представлявший собой несколько страниц убористого текста, потомки в далеком будущем могли бы оценить как документ потрясающей художественной и исторической силы. Там была только правда, чистая правда и ничего, кроме правды.

В аккурат к моменту завершения работы над «Посланием к потомкам» в доме закончилась водка. Приятели поставили свои подписи под письмом и с чувством выполненного долга пошли в ближайший магазин за «Московской особой».

В очереди за водкой Мишка тихо признался Колбасюку, что «задвинул» из своего «почтового ящика», то есть из НИИ, где работал, «спецзаказ», используемый властями для письма потомкам, — некую герметичную емкость из редкого и очень прочного металла титана. Первоначально он предполагал закопать капсулу со спрятанными в нее золотыми изделиями у себя в огороде, но за отсутствием оных эта штука пылилась у него в гараже. И Мишка решил пожертвовать ее на благородное дело.

Но между приятелями возник спор. А где зарывать послание? Ведь надо было найти такое место, откуда бы люди будущего смогли его откопать. Было отвергнуто множество вариантов. Наконец друзья сошлись в едином мнении. По дороге из Ленинграда в Таллин, неподалеку от местечка Кохтла-Ярве, прямо возле шоссе, на высоком берегу Финского залива, находилась могила крестоносца. Над ней стоял старинный каменный крест с одним отбитым лучом. Приятелям пришло в голову захоронить письмо потомкам именно там. Они резонно решили, что когда-нибудь будущие археологи вскроют могилу рыцаря и вместе с костями найдут их послание.

Правда, Мишка засомневался:

— А вдруг потомки примут «Письмо в XXX век» за рукопись крестоносца и отнесут страдания советского народа к эпохе раннего Средневековья.

Но Колбасюк отверг эту версию.

— Разберутся! — уверенно заявил он.

Колбасюк верил в будущее.

С захоронением послания решили не тянуть. Благо на следующий день был выходной и можно было отправиться в Эстонию.

Так они и поступили. Утром, завинтив письмо в капсулу, приятели на старом Мишкином «москвиче» добрались до могилы рыцаря, выкопали там яму, опустили в нее контейнер, утрамбовали землю и тут же, на месте, были арестованы милицией.

Оказывается, их манипуляции возле могилы заметил местный житель, эстонец с соседнего хутора. Он-то и стукнул в ментовку, что двое русских оккупантов мародерствуют на дороге — уже до древних могил добрались.

Колбасюка с Мишкой схватили местные милиционеры, выкопали капсулу из земли, а когда прочитали послание к потомкам, то пришли в такое изумление, что даже сняли с них наручники. Эстонские менты читали письмо вслух и сочувственно кивали головами. А больше всех сокрушался эстонец с хутора. Он долго извинялся перед арестованными сочинителями и клялся, что сам думает так же, как они. Потом сбегал домой за самогоном. После выпивки было решено отпустить пленников-правдорубов. Но на беду весть о задержании мародеров уже ушла в Таллин, оттуда примчалась опергруппа, и замять дело оказалось невозможным. Подоспевшие гэбэшники забрали арестованных. Эстонские менты на прощание жали им руки и извинялись.

В Северо-западном управлении КГБ по Ленинграду и Ленинградской области радостно потирали руки. Еще бы! Раскрыть такое дело! Клеветники и антисоветчики пойманы с поличным и признались в содеянном. Преступление, определяемое статьей УК РСФСР как «клевета на советский государственный и общественный строй», раскрыто в момент его совершения. Пресечена хитроумная провокация против первого в мире государства рабочих и крестьян. Оставалось только получить новые звания и награды.

Чекисты так радовались, предвкушая благодарность властей, что слегка потеряли бдительность. С их согласия был организован открытый показательный процесс по делу приятелей-диссидентов.

Но суд, задуманный как гневное обличение отщепенцев, полностью провалился. Колбасюк с приятелем отказались от адвокатов, а на вопрос «Признаете ли вы себя виновным?» неожиданно ответили:

— Нет!

— То есть как «нет»? — изумился судья. — Ведь вы были задержаны на месте преступления?

— Какого преступления? — изумился в свою очередь Колбасюк. — Насколько я понимаю, нам предъявлено обвинение по статье «пропаганда и распространение антисоветской агитации».

— Совершенно верно, — подтвердил судья.

— Так я хотел бы выяснить, — спросил Колбасюк, — каким это образом закапывание информации в землю приравнивается к распространению и пропаганде? Изготовление антисоветских материалов мы еще готовы признать, но только с целью их уничтожения!