Париж ночью

Мы отправили администратора группы к нему в номер посмотреть, не случилось ли чего. Через полчаса появился сам писатель. Он выглядел несколько странно. Взгляд его был рассеянным, губы растягивались в блуждающей улыбке. Он смотрел как бы сквозь нас и отвечал на вопросы невпопад.

— Ребята! — сказал он. — Сегодня утром я умер.

Все замерли, потрясенные этой вестью.

— Что ты несешь, Володя? — воскликнул я, как самый непробиваемый. — Для покойника ты выглядишь слишком хорошо.

— Нет, правда! — тихо произнес писатель, блаженно улыбаясь, — Сегодня меня посетил ангел небесный.

Тут даже я не мог найти слов. Как-то не вязалась вся эта мистика с образом циника, гурмана и любителя еврейских анекдотов, каким я его знал.

А он продолжал:

— Вчера, после пивной, я еле добрался до кровати, а сегодня утром в мой закрытый номер вошел ангел. Это была девочка в белом платье. Ее русую головку украшал венок с горящими свечами. Она улыбнулась мне и небесным голосом пропела «Санта Лючия» — всю песню от начала до конца. Потом открыла шторы, наполнила комнату божественным светом и исчезла. Ведь такого не бывает в этой жизни. Ребята, я уже был ТАМ. Библия не обманывает — ТАМ действительно есть рай.

— Но как ты, старый греховодник и автор «Путаны», туда попал? — язвительно вставил я.

— Вот это загадка, — согласился писатель.

— Ладно. Пошли в город, — предложил я и тихо прошептал остальным членом съемочной группы: — Нужно показать его врачу.

Но до врача дело не дошло. Сценарист не имел шведской медицинской страховки, а на посещение поликлиники посольства у нас не было времени. Мы решили не спускать с него глаз.

Между тем сценарист продолжал вести себя как блаженный. Он так восторгался самыми простыми вещами. Его восхищал ослепительно-белый снег на стокгольмских улицах. Он пришел в экстаз от старинного парусника, пришвартованного у пирса в самом центре города. Цветочный рынок он сравнивал с райским садом. Его умиляли шведские дети в разноцветных комбинезонах. Эмоции переполняли писателя через край. То есть болезнь прогрессировала на глазах.

К обеду мы вернулись в отель и встретили там продюсера шведской стороны, Уильяма. Я отозвал его в угол, объяснил, что сценаристу срочно нужна медицинская помощь, и описал симптомы.

Озабоченный Уильям подошел к портье. Тот, выслушав его, уже взялся было за телефонную трубку, но, задав Уильяму какой-то вопрос, вдруг принялся хохотать. Вслед за ним стал смеяться и Уильям, да так, что не мог выдавить из себя ни единого слова.

Мы же в недоумении стояли в центре холла и ничего не понимали. Портье вышел из-за своей стойки, а потом вернулся, держа за руку очаровательную девочку.

— Это твой ангел? — спросил англичанин, пристально глядя на Володю.

— Очень похож, но не тот, — ответил сценарист.

— А так? — сказал Уильям, надевая ей на голову венок с четырьмя свечами. Он достал зажигалку и зажег фитили.

— Ангел… — пробормотал писатель.

Девочка улыбнулась и действительно стала похожей на божественное создание. Тут портье стал объяснять что-то по-шведски, а Уильям переводил:

— Это его дочь. Сегодня утром она, нарядившись в белое платье и венок со свечами, открывала специальными ключами двери всех номеров в гостинице и будила гостей песней. Это такая традиция. Ведь сегодня день святой Люсии.

— Вот, блин, — произнес сценарист, — всегда так. Я-то уже уверился, что мне обеспечено место в раю, а теперь… — он тяжело вздохнул, — неизвестно, кто меня ТАМ ждет. Возможно, и черти с вилами.

– Судя по твоим рассказам, ты быстро освоился в Швеции, — усмехнулся Пьер.

– Не поверишь, но после двух незабываемых ночей с красавицей в тюрьме Ландхольмен фортуна повернулась ко мне лицом. Ведь еще совсем недавно мое положение было отчаянным. Как ты понял, пути назад в Москву у меня не было. Сидеть на шее родственников в Стокгольме я не мог. Работы нет. Языков не знаю. Деньги кончились, пришлось даже взять в долг. А после моей первой любовной победы жизнь стала налаживаться. И вот я узнаю, что шведской съемочной группе понадобился фотограф. Фильм был малобюджетный, и ни один уважающий себя профессионал не соглашался там работать. А я был готов на любые условия.