Париж ночью

Я ему чем-то глянулся, и Леня стал часто приглашать меня вместе пообедать. Несмотря на все разнообразие местных удовольствий, в Париже ему было очень скучно. Он тосковал по московской жизни, любил поговорить о наших доморощенных знаменитостях, среди которых у нас с ним оказалось много общих знакомых.

Еще он просил пересказывать ему, что пишут французские газеты. Это было очень кстати, потому что, практикуясь в чтении, я осваивал язык.

Однажды у него дома, а жил Леня в роскошной квартире с окнами на Люксембургский сад, я излагал ему статью про четырех сбитых французских летчиков, попавших в плен в Югославии. Там тогда шла война. Их фотографиями пестрели первые полосы всех местных газет. Эта тема неожиданно привлекла его внимание. Он просил как можно больше рассказывать ему про этих бедных ребят.

И вдруг поинтересовался, не знаю ли я, как ему выйти на какую-нибудь шишку из местных спецслужб.

В ответ я только усмехнулся — где я и где те службы? Потом спросил, зачем ему это понадобилось.

Ответ был неожиданным.

— Можно вынуть из плена этих летчиков, — произнес Брянский серьезно. Он вообще был серьезным человеком.

Я набрался наглости и напросился на аудиенцию к главному редактору «Парижа ночью» мсье Ури. Когда я рассказал про Леню, тот очень заинтересовался. К тому же оказалось, что шеф таблоида был знаком с министром внутренних дел Франции Жаном Ламбером.

Буквально на следующий день мсье Ури попросил меня устроить встречу с Брянским у себя на квартире. Там присутствовал и министр со своим переводчиком. Из разговора я понял, что для Жана Ламбера не было в тот момент дела более важного, чем спасение летчиков. На носу выборы, и его правящая партия нуждалась в козырной карте. Правительство было готово выделить на эту операцию большие деньги.

В процессе разговора Леня надувал щеки, заявлял, что знает людей, которые располагают информацией о летчиках. Он делал это так убедительно, что присутствующие ударили по рукам. Оговорив, конечно, гонорар Брянского.

Леня сразу же полетел в Москву. Он потом рассказал мне, что взял министра «на фу-фу». Он тогда и в помине не знал, где найти этих летчиков, но все точно рассчитал. В югославском конфликте Россия и Франция оказались по разные стороны баррикад. Французы вместе с американцами бомбили Белград, а русские симпатизировали и тайно помогали сербам. Так что, по представлениям Брянского, у наших спецслужб должны были быть тесные контакты с сербскими коллегами. Прилетев в Москву, он вышел на нашу военную разведку и представился посредником французской стороны по освобождению летчиков. Его задачу облегчало то, что в России в тот момент царил полный бардак. Правая рука не знала, что делает левая, но обе были не прочь «похрустеть зелеными». Леня предложил «откатить» французских бабок и услышал в ответ:

— Летите в Белград и забирайте пленных.

Брянский вернулся в Париж вместе с молчаливым русским полковником по фамилии Храпов. На квартире мсье Ури состоялась встреча, где Леня сообщил Ламберу, что вопрос может быть решен при условии выделения материальной помощи российской стороне.

— Когда можно отправляться? — спросил министр.

— Да хоть сейчас, — сказал, как отрезал, Храпов.

Но тут в дело вмешался главный редактор «Парижа ночью». Его, видно, покоробило, что на этой истории все наваривают, кроме него. Как организатор переговоров и хозяин дома, где они велись, он потребовал, чтобы у него был эксклюзив на репортаж об операции по освобождению пленных. Министр немного поломался, но разрешил, с условием, что в кадре, кроме летчиков, должны засветиться люди из его ведомства. Без всяких русских. Храпов кивнул. Леня тоже согласился сидеть в тени. Словом, все лавры должны были достаться людям Ламбера. На том и порешили. А снимать репортаж поручили мне.

Вместе с Леней, Храповым и десятком французских десантников, переодетых в гражданское, мы приземлились на военном аэродроме под Белградом. Нас пересадили в крытый грузовик, и под покровом ночи мы часа полтора тряслись по горным дорогам. Наконец остановились возле разрушенного монастыря. Десантники ощетинились короткоствольными автоматами, и мы вошли в развалины. Там, в сохранившейся каким-то чудом келье, были заперты летчики. Что характерно — никто их не охранял. То есть, может, и была какая-то охрана, но вся попряталась. Десантники перебросились с пленными несколькими фразами через дверь, сбили замок и пересадили летчиков в нашу машину. А я времени не терял, только приговаривал: «Щелк, щелк, щелк». Вспышки моей камеры освещали ночную мглу. Десантники смотрели на меня косо, но работать не мешали.

Репортаж получился шикарный. Читатели расхватывали свежий номер «Парижа ночью», как горячие пирожки. А я заработал репутацию хорошего репортера. Кроме того, Леня подкинул мне кое-что от своих щедрот, да и мсье Ури не обделил гонораром. Деньги были мне тогда очень нужны. Впрочем, когда они лишние?