Париж от A до Z (ЛП)

– Выкладывайте, так сказать, карты.

– Прямо на стол.

– Чтобы всем было видно.

– Заку нравится наблюдать, – сказал Анжело и подмигнул мне. К моему облегчению из-за направления, в котором шел разговор, никто не принял его всерьез.

– Значит все решено! – провозгласил Коул. – Ну, кто и с кем пойдет первым? Зак, думаю, вперед всех встать должен ты.– Он подмигнул мне. – Или же у тебя.

– О господи, – простонал, свесив голову, Мэтт. – Кончайте уже!

– Не переживай, лепесточек, – ответил Коул. – И мы кончим, и ты кончишь, а Зак, уверен, тебе в этом поможет.

Джаред смеялся так сильно, что можно было только удивляться, как он не свалился со стула.

***

Обед растянулся почти на три часа, что, как заверил меня Джон, в Париже считалось нормой. Когда мы вышли на улицу, оказалось, что там заметно похолодало. Наше дыхание превращалось в воздухе в облачка. Белое небо висело низко, и атмосфера, казалось, потрескивала – как в Колорадо, когда скоро должен был пойти снег.

Коул повел нас к метро.

– Думаю, сегодня я покажу вам Триумфальную арку, – по пути сказал он. – Это займет меньше времени, чем Эйфелева башня. Подозреваю, что после вы будете совершенно вымотаны и, наверное, к ужину захотите лечь спать.

После плотного обеда и небольшого перебора с вином (я сбился со счета, сколько раз Джон подливал мне в бокал), я был бы счастлив вернуться в отель и сразу забраться в кровать, но Коул заверил нас, что лучше еще потерпеть, рано поужинать (под «рано» он подразумевал нормальное для американцев время, а не восемь или девять часов, как во Франции) и только потом разойтись по номерам.

Для меня было облегчением, что Коул знает, куда идти и что делать. Карта метро на стене ввела бы меня в ступор даже без вина и джетлага. Анжело – совсем, как тогда в Вегасе – во все глаза смотрел по сторонам. Увидев в метро уличную певицу, которая аккомпанировала себе на гитаре, он заставил всю нашу компанию остановиться и послушать ее. Одежда на ней была грязной, а оба глаза подбиты, но пела она низким, хрипловатым, чувственным голосом, и Анжело зачарованно замер напротив нее.

– О чем она поет? – спросил он у Коула.

Тот минуту прислушивался к французским словам.

– Что-то об опустевшей клетке, – наконец ответил он несколько озадаченно. – О птице, которая улетела.

На лице Анжело проступил странный испуг.

– И ей теперь грустно?

Перед ответом Коул послушал еще пару куплетов.

– Не совсем. Эта песня, скорее, об освобождении.

Анжело взглянул на меня, словно это должно было что-то для меня значить, но я, ничего не поняв, только пожал плечами. Тогда он отвернулся и, порывшись в кармане, достал несколько французских купюр. И бросил одну в ее открытый гитарный кофр.

– Не разрешай ему тратить свои деньги, – шепнул Коул Джону. Он потянулся было за кошельком, но Джон, покачав головой, остановил его. Это озадачило Коула, но я был рад, что Джон понял – лучше не надо. Для Анжело было важно дать ей свои. Все двинулись дальше, но Анжело все стоял и слушал песню, слов которой не понимал, пока не прибыл наш поезд, и я не потянул его за собой.

Добравшись до Триумфальной арки, мы немного погуляли у ее подножия, разглядывая барельефы, потом заглянули в туристический центр и начали карабкаться вверх. Винтовая лестница была крутой и узкой, но вид стоил усилий.

Уже темнело, и в городе зажглись фонари. Со всех сторон к арке стремились, словно колесные спицы, дюжина улиц. Все они сходились на круглой площади с аркой посередине.

– С ума сойти, какие тут пробки, – сказал я. – Неудивительно, что многие предпочитают метро.

Анжело недоверчиво уставился на меня.

– Зак, мы в Париже, а ты смотришь на пробки? – Он качнул головой. – Ты такой странный.

– А на что мне смотреть?

– На все. – Он обвел рукой простор вокруг нас. – В «От A до Z» написано, что отсюда вид даже лучше, чем с башни.

– Правда?

– Может потому, что отсюда видно ее саму. – Он показал на юго-восток, где стояла Эйфелева башня. Полностью освещенная, она величественно возвышалась над городом.

Я встал позади него и, закинув руку ему вокруг шеи, проговорил:

– Вид и впрямь ничего.

Он рассмеялся над тем, что, вероятно, показалось ему нелепым преуменьшением. Потом откинулся на меня. Мне была приятна его тяжесть – такая уютная и родная.

– Спасибо, Зак.

– Не понимаю, почему ты благодаришь меня. Нас привез сюда Коул.

– Я знаю, – сказал он. – Но еще я знаю, что ты поехал только ради меня.

Я поцеловал его в затылок.

– На свете нет такой вещи, которую я бы не сделал для тебя, ангел. – Если не принимать в расчет встречу с моим бывшим, неделя в Париже не была такой уж жертвой с моей стороны.

– Жаль, что сейчас все мертво, – проговорил Коул, прерывая наш момент тишины. Они с Джоном стояли в нескольких шагах от нас практически так же, как мы с Анжело – Коул впереди, а Джон сзади, – хоть и не соприкасались. – Здесь намного красивее весной.

– Тогда почему ты выбрал февраль? – спросил Джаред.

Коул взглянул через плечо на Джона, а затем, словно смутившись, отвернулся от нас.

Джон улыбнулся. Потом обнял Коула и поцеловал его в шею.