Париж от Цезаря до Людовика Святого. Истоки и берега

Для того чтобы удобнее было подвозить материалы, проложили новую улицу – улицу Нёв-Нотр-Дам.[279] Находясь в Париже, папа Александр III пришел благословить закладку первого камня. Томас Бекет,[280] разругавшийся с Генрихом Плантагенетом и гостивший у короля Франции, успел увидеть, как поднимаются стены нового собора, прежде чем пасть убитым на пол своего собора – в Кентербери.

Алтарь был освящен папским легатом, кардиналом д’Альбано, через девятнадцать лет после начала работ, чуть позже патриарх Иерусалимский Ираклий проповедовал в соборе Парижской Богоматери Третий крестовый поход – патриарх стоял под открытым небом в недостроенном нефе, но туда уже вела с площади лестница в тринадцать ступеней. В то время собор не стоял прямо на земле, как сейчас: высоты тринадцати ступеней не стало – такова толща времени, столько почвы нанесли поколения на подошвах.

К тому времени, когда, после тридцати шести лет епископского служения, скончался Морис де Сюлли, оставалось еще возвести большой портал и две башни, и даже, кажется, кровля была неполной. Как ни грустно, но создатель собора Парижской Богоматери так никогда и не увидел фасада своего творения, того самого фасада, который сейчас считается символом Парижа, точно так же как Пантеон – символ Афин, Колизей – Рима, Вестминстер – Лондона, а Кремль – Москвы. Должно было миновать еще два столетия, чтобы строительство завершилось. Виктор Гюго, говоря о соборе, заметил: «Великие здания, как и высокие горы, – создания веков».[281]

Печать Мориса де Сюлли. XII в.

Должно быть, Париж тогда был по-настоящему богат – и деньгами, и рабочей силой, – если сумел, несмотря на внутренние войны и разорительные экспедиции за море, продолжить строительство такого размаха.

А пока на лесах возводящегося собора еще суетились рабочие, в дворцовой часовне епископ Морис окрестил маленького Филиппа Дьёдонне Августа, единственного наследника мужского пола, какой был у Людовика Младшего, – удалось-таки королю заполучить мальчика в третьем браке. Этому маленькому Филиппу Дьедонне Августу и суждено было, выросши, завершить формирование облика Парижа.

Фасад собора Нотр-Дам

Завещание Филиппа Августа

Его назвали Августом, потому что он родился в августе, под знаком Льва.

Вундеркинды обычно встречаются в литературе, в искусстве, но среди правителей – чрезвычайно редко.

Августу было четырнадцать лет, когда страдавший преждевременным старческим атеросклерозом Людовик VII посадил его рядом с собою на трон, и подросток немедленно забрал у отца королевскую печать – что было равноценно отрешению короля от власти. Забрал и воспользовался этой печатью, чтобы присвоить все материнские замки и чтобы жениться, вопреки воле семьи и крупных феодалов, на родственнице и предполагаемой наследнице графа Фландрии Изабелле де Эно. Еще бы на ней не жениться: она ведь получала в приданое Артуа, и таким образом можно было расширить королевский домен! А когда архиепископ Реймсский воспротивился коронации Изабеллы, Филипп распорядился вручить новой королеве символы власти в Париже.

Кроме того, он бросил в темницы всех парижских евреев, причем это вовсе не было преследованием по религиозным мотивам, скорее фискальной мерой – жестковато проведенной национализацией банков. Как бы то ни было, освободил он их только после того, как пятнадцать тысяч марок помогли восстановить в надлежащем виде королевскую казну.

В следующем же месяце король Англии высадился в Нормандии и объявил по своим войскам боевую готовность. Филипп ответил на это такой же всеобщей мобилизацией армии и объявил, что намерен занять Овернь, после чего монархи встретились в Жизоре. Что же происходило там между приближающимся к пятидесятилетию Генрихом Плантагенетом, властителем половины Франции, и юным Капетингом, удерживавшим едва ли ее четверть? Что за колдовство было в уверенном голосе короля-подростка, чем этому почти мальчику удалось воздействовать на герцога-короля и заставить того отказаться от войны и признать себя вассалом юного сюзерена? Как бы то ни было, Филипп Август вернулся из Жизора, заключив союз с Плантагенетом, и союз этот развязал ему руки.