Париж от Цезаря до Людовика Святого. Истоки и берега

Путешественники тех времен, которым довелось побывать в Фамагусте, оставили нам восхищенные рассказы о великолепии, богатстве, живописности этой торговой метрополии. Негоцианты всех рас в национальных костюмах – греки, евреи, сирийцы, армяне, арабы, эфиопы – смешивались на ее улицах, образуя единую красочную толпу. Все христианские религии – латинская и греческая ветви, несториане, армяне, якобиты и представители Сирийской православной церкви – уживались там, являя собой пример веротерпимости, все имели свои монастыри, свои храмы. Говорят, в городе насчитывалось триста шестьдесят пять колоколен, по числу дней в году, за что Фамагусту называли звенящим городом. И громкому звону бронзовых колоколов, отбивающих часы, повсюду со столов менял вторил звон золотых монет, частый, как биение секунд.

Все крупные торговые города – Венеция, Генуя, Пиза, Анкона, Монпелье, Нарбонна, Барселона – имели в Фамагусте своих консулов, соперничавших между собой в роскоши дворцов, над которыми развевались стяги их стран.

Один купец похвалялся, что построил великолепную церковь, потратив третью часть от прибыли, полученной за одну только поездку. Другие – братья Лахас, чья щедрость навсегда спасла их имена от забвения, – в дни приемов ставили на стол, как ставят обычно сласти или печенья, блюдо, наполненное драгоценными камнями, и гости могли брать их себе, сколько им было угодно. Дочери горожан получали в приданое драгоценности, «которые стоили дороже, чем все украшения французской королевы». И нередки были случаи, когда состояние куртизанки оценивалось более чем в сто тысяч флоринов, что равнялось половине состояния какого-нибудь короля.

Такова была Фамагуста, которая, по словам все тех же путешественников, затмевала Венецию, Александрию и даже Константинополь.

А как французские короли правили Кипром? Как крупные феодалы, каковыми они и являлись. Правда, сказочное процветание торговли на острове так много давало им по части удовольствий и удовлетворения страстей, что они старались не слишком притеснять его народ. При дворе этого восточного королевства – самом блистательном в ту пору – царили одновременно византийские и французские нравы, а дворцовые трагедии ни в чем не уступали тем, что разыгрывались при дворах порфирородных императоров и «проклятых королей».

А что французы оставили на острове после себя? Прежде всего – построенную ими новую столицу Никосию, которую называли городом садов и которая существует до сих пор, хотя садов в ней стало меньше. А еще потрясающие укрепления, шедевр оборонительной архитектуры, такие как, например, в Фамагусте, Кирении или как башня Колосси, резиденция командора ордена тамплиеров.

Они оставили церкви и аббатства, самое знаменитое из которых аббатство Беллапаис – удивительная жемчужина готической архитектуры среди пальм; наконец, они оставили удивительные замки, такие как Сент-Илларион или Буффавенто, невиданные по мощи крепости, построенные на отвесных скалах на высоте восьмисот и тысячи метров; глядя на них, невольно задаешься вопросом: каким чудом искусства, ценой каких невероятных трудов были воздвигнуты эти громады, что кажутся сегодня застывшим в камне сном?

Вот имена, вот творения, напоминающие о долгом пребывании на Кипре французской цивилизации.

Вдова последнего Лузиньяна, Катерина Корнаро, продала Кипр венецианцам, которые давно уже с вожделением на него поглядывали. Но дух Крестовых походов перестал уже витать над миром; папские запреты превратились в одни воспоминания. Франциск I вовсю торгует с Великим султаном. Появляются новые торговые города, и Фамагуста мало-помалу склоняется к упадку. Именно в этот период Отелло душит Дездемону.

Вынужден вас разочаровать: венецианский мавр не был черным. Не был он также ни адмиралом, ни вообще моряком, а был молодым инженером, работавшим на строительстве укреплений, и звался просто Кристофоро Моро. Кожа его была не темнее, чем у любого француза, носящего фамилию Моро (тут хотелось бы дать почувствовать различие в произношении, потому я и поставил ударение, чтобы читалось не как по-итальянски), или у грека, именующегося Мавро. Возможно, среди его предков был какой-нибудь военачальник, победитель мавров, который взял себе прозвище Иль Моро (Мавр), как Сципион[352] или Лиоте,[353] которых прозвали Африканскими.

Уехав однажды вместе со своей юной женой, он вдруг вернулся один. Загадочное исчезновение Дездемоны взволновало всю Венецию. То, как это незначительное событие было использовано Шекспиром, в значительной степени отличается от действительности. Однако трагедия Дездемоны кажется пророческим образом судьбы самого Кипра, трагическая выдумка стала историческим символом. Ибо сколько после этого крутилось вокруг Кипра, и Отелло, и Яго, сколько было убийств!

Аббатство Беллапаис в Кирении – памятник готической архитектуры Кипра. XIII в.