Для того чтобы заниматься печатанием и продажей книг официально, нужно было получить патент в Книжном департаменте. Между тем власти давали патенты весьма неохотно. Они требовали от претендентов доказательств не столько профессиональных навыков, сколько безупречной нравственности и политической благонадежности. Особенно сложно было получить разрешение на открытие новых заведений; со сравнительно большей легкостью мог стать типографом или книгопродавцем тот, кто приобретал дело своего предшественника. Патент было трудно получить, но легко потерять. Так, в период с 1821 по 1827 год власти охотно приводили в действие закон от 21 октября 1814 года, дававший им право отбирать патенты у тех книгопродавцев, кто грешит чрезмерным аморализмом или либерализмом. Впрочем, все пострадавшие от применения этого закона получили свои патенты назад либо в 1828 году (при сравнительно либеральном правительстве Мартиньяка), либо после Июльской революции 1830 года.
Цензурное законодательство эпохи Реставрации неоднократно менялось. В 1818 году был принят сравнительно либеральный закон, согласно которому авторы книг и их издатели (в качестве сообщников) могли подвергаться судебному преследованию лишь после публикации, причем дела их должен был рассматривать суд присяжных; однако с 1822 года такие дела начали передавать в суд исправительной полиции. Еще больше подозрений вызывали у властей газеты. После падения Наполеона цензура периодических изданий была отменена далеко не сразу; это произошло только в 1819 году, согласно законам C'eрра – тогдашнего министра юстиции, а уже в 1820 году (сразу после убийства герцога Беррийского) была введена вновь. В 1822 году цензура периодической печати была отменена с правом восстановления в период между парламентскими сессиями (каковым правом власти воспользовались в 1824 и 1827 годах) и, наконец, полностью отменена в 1828 году – до июля 1830 года, когда попытка властей вернуть цензуру газет в июле 1830 года явилась одним из важнейших поводов для революции. После революции цензуру отменили, но снова ввели (для рисунков и гравюр, то есть для политической карикатуры) в сентябре 1835 года.
В те периоды, когда власти официально отменяли цензуру, полной свободы все равно не наступало: специальные «контролеры» просматривали все новые книги и, выискав в них крамолу, инициировали судебное преследование авторов и издателей. Так складывалось парадоксальное положение: при наличии предварительной цензуры типографы и издатели чувствовали себя гораздо более защищенными, ибо не несли ответственности за выпущенную печатную продукцию; между тем при отсутствии такой цензуры их могли осудить как сообщников неблагонадежных авторов. С другой стороны, процессы против оппозиционных литераторов и издателей играли и некоторую позитивную роль: адвокаты использовали судебную трибуну для многочасовой проповеди тех самых взглядов, против которых возражало обвинение.
Парижане эпохи Реставрации читали много книг и брошюр, но наибольшей популярностью у них пользовались газеты. Самые разные мемуаристы в один голос твердят: парижанин, не читающий газет, – это нечто немыслимое. Едва ли не лучше всех сформулировал общее мнение русский дипломат Г.-Т. Фабер в записке «Взгляд на состояние общественного мнения во Франции» (1829): «Французам необходимо каждое утро узнавать все подробности общественных дел; чтение газет сделалось занятием столь же необходимым для их ума, сколь и потребление пищи – для их тела. … Нынче газеты для французов суть одна из первейших потребностей жизни; француз, не читающий газет, не знал бы, жив он или умер. Чтение ежедневных листков для нравственности французов – то же, что дыхание для их физического существа, эти листки – их легкие для жизни в атмосфере политической, которая их окружает».
Понятно, что после Революции 1830 года интерес к газетам у французов вырос еще больше; 11 октября 1830 года газета «Журналь де Деба» писала: «Сегодня никто больше не занимается прошедшими столетиями, но зато все занимаются вчерашними переворотами; никто больше не читает исторических трудов, ибо историки чересчур медлительны, – но зато все глотают сегодняшние газеты».
При Империи читатели получали дистиллированную и отредактированную версию событий, поскольку Наполеон строго контролировал содержание прессы. К концу его правления количество парижских политических ежедневных газет сократилось до четырех. Поэтому, даже несмотря на цензурные ограничения, о которых говорилось выше, по сравнению с временами Империи в эпоху Реставрации парижская периодическая печать переживала эпоху расцвета.
В то время в Париже выходило множество самых разнообразных газет (в 1828 году – 136 газет общим тиражом около 60 000 экземпляров). В их числе было 13 политических газет, а также газеты специализированные, посвященные религии, промышленности и торговым объявлениям, различным наукам, образованию, библиографии, литературе и театру, модам и т. п.