Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Главной новацией эпохи Реставрации в области прессы было появление оппозиционной периодики – как ультрароялистской (критиковавшей правительство «справа»), так и либеральной. Поскольку контроль цензуры в 1815–1819 годах распространялся на все периодические издания, представители оппозиции прибегли к изданиям «полупериодическим», которые имели «плавающий» график и выходили примерно раз в неделю, но в разные дни. Именно в таком режиме выходили роялистский «Консерватор», либеральные «Французский Меркурий» и «Минерва»; впрочем, оба последних издания вскоре были закрыты правительством, а редакция «Консерватора» сама прекратила выпуск своей газеты после 1820 года, когда предварительной цензуре стали подвергаться все газеты, включая и «полупериодические».

Во второй половине 1810-х годов появились и такие оппозиционные издания, которым было суждено долгое будущее. К ним относятся, например, основанный в 1819 году либеральный «Французский курьер» и выходившая с 1815 года газета под названием «Независимая» (в 1819 году она была переименована в «Конститюсьонель» и под этим названием вошла в историю). Оба издания внесли существенный вклад в подготовку общественного мнения к грядущим революциям, но жизнь их редакторов даже в «бесцензурные» периоды была очень нелегкой. За печатание неугодных статей им приходилось расплачиваться крупными денежными штрафами, а порой и тюремным заключением. Зато популярность оппозиционных изданий была огромной. Так, «Минерва», начав с 3–4 тысяч экземпляров, за один год своего существования увеличила тираж до 10 тысяч.

Политикомания. Карикатура 1817 года

Чтение газет увеличивало политизированность парижского общества в эпоху Реставрации, а политизированность, в свою очередь, еще сильнее возбуждала тягу к газетам. Не случайно французская карикатура 1817 года «Политикомания» изображает молодую даму в изящном пеньюаре, возлежащую в постели с газетой «Журналь де Деба» в руках; кровать и ковер перед ее кроватью усыпаны множеством газет – от официального «Монитёра» до провинциальных листков.

Стендаль в июне 1826 года информировал лондонских читателей об атмосфере Парижа: «Нынче читают все. Даже королевские гвардейцы из Тюильри посылают барабанщиков за свежим экземпляром “Журналь де Деба” – той газеты, которая печатает самые безжалостные сатиры на кабинет министров».

К этому времени газета «Журналь де Деба», которая до 1824 года поддерживала правительство, перешла в оппозицию – вслед за самым знаменитым своим автором, Шатобрианом, который в июне 1824 года был уволен с поста министра иностранных дел, причем в крайне неучтивой форме.

Тот же Стендаль объяснял, насколько парижане зависят от периодической печати: «Вот факт, который никто не станет отрицать: француз всегда придерживается того же мнения, что и газета, которую он читает последние полгода».

Стендаль, впрочем, уточнял, что существует разница между зимним и летним чтением парижан: «Человек, регулярно бывающий в элегантных парижских салонах, как правило, знает все факты, публикуемые в газетах, за сутки до того, как сообщения об этих фактах предаются тиснению. Газеты он пробегает лишь для того, чтобы узнать, как журналисты толкуют эти уже известные ему события. Светский человек, живущий в Париже зимой, произносит свое суждение о газетах, сам же остается совершенно нечувствителен к аргументам газетчиков. Стоит, однако, этому же светскому человеку оказаться в деревне, в двадцати лье от Парижа, как вкус его переменяется полностью. Не проходит и суток, как та газета, на которую он прежде смотрел с презрением, становится единственным органом, из которого может он почерпнуть все известия, его интересующие. В двадцати лье от столицы новости узнавать неоткуда, поэтому, попав в деревню, парижанин обнаруживает, что его газета есть единственный достойный источник разговоров и единственный собеседник, изъясняющийся внятным языком».

При Июльской монархии власть газет над умами не ослабла. Выразительный пример: в 1832 году покончил с собой молодой поэт Виктор Эскусс, впавший в отчаяние после того, как несколько его пьес провалились на театральной сцене. В предсмертной записке юноша писал: «Я желаю, чтобы газеты, которые объявят о моей смерти, прибавили в конце: Эскусс покончил с собой, потому что в этом мире ему не было места, потому что ему не хватало сил двигаться ни вперед, ни назад». Другой молодой литератор, Антуан Фонтане, горестно комментирует это завещание в своем дневнике: «Газеты – вот в наши дни единственная цель честолюбца, вот единственный источник славы!»