Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

«Я приехал рано, чтобы занять повыгоднее место, в первом ряду. Депутатов в зале было еще немного; они оставались в других комнатах; но ложи были уже довольно полны. Скоро приехала Королева и заняла свою ложу, против приготовленного королю трона на президентском месте. С нею были: герцог Омальский (duc d’Aumale) и герцог Монпансьерский (duc de Montpensier), меньшие сыновья ее, сестра Короля и дочери его. Тотчас по прибытии королевы зала начала наполняться. Пэры Франции занимали свои места по правую сторону залы, депутаты – по левую; скоро раздался гром пушек: это означало, что Король вышел из дворца и шествие началось. Войско было расставлено от самого дворца до палаты депутатов, по обе стороны улицы. Вдруг заметил я волнение в зале: депутаты вставали с своих мест, подходили друг к другу, шептались; некоторые поспешно выходили из залы: также и пэры Франции. Тут вошел в Королевину ложу адъютант Его Величества. Королева и Принцессы стали плакать, но не покидали своих мест. Скоро раздался говор, что в Короля стреляли, но что он остался невредим [стрелял в короля республиканец Менье; он промахнулся, и пуля всего лишь разбила одно из окон кареты]. Минут через пять показались, с левой стороны залы, герольды; за ними шли министры, президент, секретари собрания и наконец показался Король. За ним шли два старших сына его, герцоги Орлеанский и Немурский, маршалы, адъютанты и свита. Зала мгновенно огласилась криками: «Да здравствует Король!» (Vive le Roi!) Государь стал на свое место, благодарил, кажется с чувством, кланялся на все стороны: крики не прекращались, а беспрестанно усиливались. Король несколько раз начинал говорить, но это было невозможно. Никогда еще восторг и изъявление к нему преданности не выражались так сильно! Король беспрестанно кланялся. Наконец клики поумолкли, и он успел сказать, что вполне чувствует народное участие и благодарит за изъявление его. Но он ни слова не говорил о злодейском покушении, сел на трон и накрылся [надел головной убор]. Герцог Орлеанский сел по правую, а Немурский по левую его сторону; министры и президент поместились на скамейках ниже трона, а маршалы на приготовленных для них местах. Тогда канцлер возвестил пэрам и депутатам, что они могут садиться. Я заметил, что Король был несколько бледен, взволнован, тронут; но твердость ни на минуту не оставила его, и он произнес речь свою внятно, твердо и без малейшей торопливости. <…> По окончании королевской речи опять начали кричать: Vive le Roi! Король опять стал на все стороны кланяться. Тут подошел к трону канцлер и, приняв королевское повеление, обратился к депутатам и пэрам, и объявил им, что палаты открыты. Тотчас после этого Король встал и прежним порядком вышел из собрания».

Депутаты заседали во дворце, который во время Революции был конфискован у принца Луи-Жозефа де Бурбона, принца де Конде, а в 1795 году отведен для дебатов законодателей (в эту пору, при Директории, их собрание именовалось Советом Пятисот). В начале эпохи Реставрации дворец вернули принцу де Конде, однако после его смерти в 1818 году сын принца сдал дворец внаем, а в 1827 году продал государству ту часть, в которой проходили заседания палаты депутатов. После смерти последнего представителя рода Конде в 1830 году оставшаяся часть Бурбонского дворца также был выкуплена государством (на сей раз у наследника последнего Конде, сына Луи-Филиппа герцога Омальского). После этого Бурбонский дворец был полностью отдан нижней палате парламента.

Депутаты эпохи Реставрации заседали примерно в тех же условиях, что их предшественники в 1795 году. Войдя в здание, они сначала попадали в зал Побед, где им вручали повестку дня. Затем они направлялись в Гардеробную, где в 216 шкафах, запиравшихся на ключ, хранились их мундиры (синие фраки с белыми пуговицами и с серебристыми «бурбонскими» лилиями, вышитыми на обшлагах и воротнике); злые языки говорили, что эти мундиры напоминают форменную одежду армейских лекарей, таможенников или лесников. За каждой парой депутатов был закреплен определенный шкаф, на дверце которого были написаны их имена. Депутаты могли присутствовать на заседаниях в своей обычной одежде, однако обращаться с трибуны к прочим слушателям они имели право только в мундире (при Июльской монархии это правило было отменено). Поэтому депутат, явившийся на заседание без намерения произнести речь, но внезапно почувствовавший прилив вдохновения, бросался в Гардеробную, чтобы срочно преобразиться, или менялся нарядом с предусмотрительным коллегой, облачившимся в мундир заблаговременно. Те депутаты, которым всегда было что сказать, переодевались каждый день перед началом заседания. Парламентские корреспонденты, а также гости, снабженные пригласительными билетами, проводили время до начала заседаний в зале Мира, располагавшемся напротив зала Побед.