Париж в августе. Убитый Моцарт

Омер, чтобы не смотреть на Уилфрида, протирал стекла своих очков. Лелио танцевал с Черной Молли, Эдвидж — с Брюно. Омер вернул очки на место и взял Уилфрида под руку:

— Уилфрид, нижайше прошу, простить меня, но мне нужно поддерживать свою репутацию негодяя, ты прекрасно это знаешь. Влюбляйся, Бог с тобой. Это случается гораздо реже, чем выигрыш в рулетку. Везет не рогоносцам, а любовникам. Я тебе завидую.

— Омер, я не влюблен.

— Тем хуже для тебя. Довожу до твоего сведения, что в данный момент в этих пижамных штанах ты выглядишь смешно.

— Я ухожу.

Наверху он тихонько поскребся в дверь Кароль:

— Это я, Уилфрид.

Дверь приоткрылась.

— Ну что?

— Не знаю, как вам сказать, но… но внешняя сторона ситуации против нас, как всегда.

— Я в этом не сомневаюсь. Поставьте себя на их место.

— Вот именно. Как раз поэтому мы здесь и находимся. Они хотят увидеть вас.

— Увидеть меня?

— Да. Особенно… особенно…

— …Женщины?

— Да.

— Что от меня требуется?

— Может так случиться, что они вломятся к вам, подогретые шестью выпитыми бутылками шампанского.

— А вы?

— Я? Чтобы они отстали, мне нужно веселиться, как безумному. Так нужно, поймите это.

— Это ужасно.

— Да…

Уилфрид состроил гримасу. Он не мог им объяснить, что эта женщина недавно потеряла мужа. Он пожал плечами. Дверь тихо закрылась. Одевшись, он тщательно побрился.

Омер бил кулаком по столу:

— Веселимся! Веселимся! Ненавижу тоску. А впрочем, я застрахован от любой тоски!

— Все веселятся, — гоготал Лелио.

— Вот и отлично.

Омер обернулся к лестнице и отвесил церемонный поклон. Кароль спускалась вниз, бледная, в черном платье. Брюно восхищенно присвистнул. Омер вскинул бровь:

— Брюно, старина! Вы что, уже пьяны? Без сомнения, своей красотой мадам Эйдер заслуживает множества комплиментов, но не такого же сорта. Мадам Кароль Эйдер, я — к вашим услугам.

Он шагнул по направлению к Кароль и поцеловал ей руку. Она вздрогнула и прошептала:

— Благодарю вас, мсье Масс.

— Вы, остальные, подойдите. Надо вас представить, пока вы еще сохраняете приличный вид.

Кароль мужественно выдержала эти изъявления восторга и улыбнулась Омеру. Он протянул ей бокал.

— Веселитесь, мадам Эйдер, пейте, смейтесь, пойте! Как поживает мсье Эйдер?

Она закрыла глаза и задрожала. Содержимое бокала пролилось на пол. Омер очень умело разыграл замешательство:

— О, мадам, что с вами? Прошу вас, очнитесь. Простите мой вопрос, признаю, он был дурного тона. Взгляните на меня. Спешу заверить, что вы целиком и полностью можете положиться на мою скромность. Мсье Эйдер никогда не узнает…

— Замолчите! Замолчите!

Она позволила усадить себя в кресло, и Омер протянул ей другой бокал.

— Ну, ну, Кароль, не падайте в обморок из-за такой ерунды. Мы с вами в чудесной компании. Все останется между нами. Это, можно сказать, наше кредо. Например, мы не скажем мадам Масс, о том, что повстречались здесь. Вот, вам нечего больше бояться. Развеселитесь. Смейтесь, Кароль. Вы позволите себя так называть — Кароль? Просто мы категорически не любим употреблять фамилии.

Омер ликовал. Ему удалось заставить Кароль улыбнуться.

— Простите меня, мсье Масс.

— Омер, мы же только что договорились.

— Я глупо вела себя. Но, умоляю вас, не будем больше говорить об этом.

— Конечно, Кароль, мы не говорим больше об этом! Обещаю.

Он, очень довольный, исподтишка наблюдал за ней. Вечер получался чудесным.

— А вы не изменились, Кароль. А, вообще-то нет. Еще более опьяняющая и воздушная. Ваши черные глаза горят темным светом, и в них читается что-то вроде очаровательной тоски, как будто что-то вас тяготит.

Взгляд ее стал суров. Омер пришел в восторг от своей шутки.

— Ой, ой, злюка! Не хотите ли посмеяться? Посмеяться и потанцевать! Умоляю, подарите мне этот танец… Кароль?

Она машинально поднялась. Гостиная освещалась только свечами. На своей спине Кароль почувствовала ледяное прикосновение руки Омера.

— Не напрягайтесь так, Кароль. Это — медленный фокстрот, а не национальный гимн.

Он танцевал хорошо. Кароль любила танцы. Легкое опьянение просачивалось внутрь ее сопротивляющегося тела. Это напоминало эффект от укола новокаина.

— Вот, уже лучше, Кароль. Выражение тревоги ушло с вашего лица. Правда, чудесная минута. Музыка для нас — это как губка для школьной доски. Все стирается. Забудьте. Необходимо все забыть. Все. Как-то, ребенком, я, забавы ради, в подвале родительского дома повесил кошку. И, верите ли, я абсолютно все забыл, я имею в виду эту кошку.

— Вы полагаете?

— Да. В противном случае, я не рассказал бы о ней.

Спустился Уилфрид. Брюно, невзирая на протесты, разжег камин, поэтому пришлось раскрыть все окна и двери. По стенам и по потолку протянулись огромные тени. Нэнси танцевала с Брюно. Уилфрид пил шампанское, наблюдая за движениями Кароль. «Она танцует. Жизнь продолжается. Чужая смерть, любовные наслаждения и почечные колики — все это лишь мгновение».

— Фрэнк, дайте-ка мне бутылку!

Фрэнк уселся на другую ручку кресла. Черная Молли подошла и положила голову ему на колени.

— Здравствуй, левретка, — сказал Уилфрид.