Париж — всегда хорошая идея

Во вторник в лавку неожиданно зашел Роберт, чтобы справиться «о положении вещей». Это была их первая встреча после памятного приключения в Ле-Везине и неудачного расставания перед отелем. Когда она увидела появившуюся перед лавкой знакомую долговязую фигуру, она в первый миг испытала чувство, похожее на испуг.

— Я не помешаю? — спросил Роберт, одарив ее такой радостновыжидательной улыбкой, что просто невозможно устоять.

— Нет-нет! Конечно же нет! Вот только выдам чек и рассчитаюсь! — Она смущенно смахнула назад упавшую на лицо прядь и, порозовев, повернулась к покупательнице. — Так что там у нас было? Три листа подарочной бумаги, пять открыток, печать с розой…

— А знаете что — возьму-ка я еще одно хорошенькое пресс-папье из тех, что лежат у вас в витрине, — сказала клиентка, рыжеволосая женщина в элегантном желтом платье свободного покроя, по-видимому итальянка, на высоченных каблуках, от одного вида которых захватывало дух, и прошествовала к витрине. — Вот это, с надписью. — Она указала пальцем на то, что выбрала.

— Да, разумеется, пожалуйста.

Розали следом за покупательницей бочком прошла мимо Роберта, который стоял на пороге, прислонившись к косяку.

— А с какой надписью вы бы хотели — «Paris» или «Amour»?

— Гм… — Итальянка задумалась. — Molto bene[54] — оба очень красивые.

На ее лице появилось выражение нерешительности, когда Розали протянула только что взятые с витрины пресс-папье.

— Почему бы вам не взять оба? — послышалось вдруг с порога. Обе женщины обернулись на неожиданно раздавшийся голос. Там, скрестив руки на груди, стоял улыбающийся Роберт Шерман в голубой майке. — Простите, что я вмешался, но, мне кажется, Париж и любовь неразделимо связаны, не так ли?

Итальянка польщенно заулыбалась, и по ней было видно, что «вмешательство» красивого незнакомца ей очень даже понравилось. На секунду она глубоко заглянула ему в глаза, затем ее взгляд скользнул по загорелым рукам со светлыми волосками, по светлым свободным брюкам и коричневым замшевым мокасинам.

— Si, signor, — проворковала она грудным голосом, — это хорошая мысль! Считается ведь, что Париж — город любви?

Она засмеялась, откинула голову, изогнув шейку, и захлопала густыми черными ресницами. По всей видимости, замечание Роберта она приняла как приглашение к флирту.

Коротко кивнув Розали, она сказала:

— Заверните мне, пожалуйста, оба. — Затем снова обратила все свое внимание на Роберта. — Вы ведь тоже как будто нездешний? Откуда вы приехали? Нет, давайте лучше я сама угадаю! — Снова тот же воркующий смех.

— Вы… американец!

Роберт сделал удивленное лицо и улыбнулся, между тем как Розали, молча стоя у кассы, заворачивала в шелковую бумагу покупки и хмурилась, слушая их разговор. Что это она разворковалась? «Луна-Луна» — это ей не кафе для свиданий!

— Американец в Париже — как романтично! — восторженно воскликнула итальянка. Затем, понизив голос, сказала: — Тогда мы с вами оба — чужие в этом прекрасном городе.

Она протянула ему тонкую ладонь, и Розали нисколько бы не удивилась, если бы эта ручка была поцелована.

— Габриэлла Спинелли. Из Milano.

Роберт, улыбаясь, пожал ее руку:

— Роберт Шерман. Нью-Йорк.

Габриэлла Спинелли сделала шаг назад.

— Не может быть! — выдохнула она, еще шире распахнув и без того огромные глазищи. — Неужели из адвокатской конторы «Шерман и сыновья»? Однажды, несколько лет тому назад, когда мой дядюшка Анджело Сальваторе жил в Нью-Йорке, его интересы в одном очень запутанном деле представлял адвокат Поль Шерман. Дело шло об очень, очень больших деньгах. Лучшего адвоката у него никогда не было ни до, ни после, говорит с тех пор дядя Анджело. Он был очень доволен, — закончила она, поправляя темные очки, сдвинутые высоко на прическу.

Роберт удивленно кивнул:

— Это был мой отец.

— Надо же! Madre mia![55] Господи, надо же быть такому совпадению!

Габриэлла зашлась от восторга громким смехом, а Розали, глядя на рыжую покупательницу из Милана, чей дядюшка Анджело Сопрано… то есть Сальваторе… наверняка был крестным отцом нью-йоркской мафии, вдруг почувствовала сильное желание свернуть стройную шейку этой дамочке.

— It’sa a smalle worlde[56], — изрекла она с жутким итальянским акцентом.

— Вы верите в случайности, мистер Шерман?

Она кокетливо склонила головку набок, и Роберт, не удержавшись, невольно рассмеялся.

Розали решила, что настал походящий момент вмешаться.

— Et voite[57], с вас семьдесят три евро и восемьдесят центов, — сказала она и сунула под нос опешившей итальянке изящный голубой пакет, перевязанный белой ленточкой.

Итальянка рассеянным жестом, не глядя, вытащила из канареечно-желтой сумки от «Прада» гигантский кошелек, продолжая то и дело оглядываться на американца, который по-прежнему стоял на пороге.

Когда она расплатилась и, подойдя к Роберту, остановилась, чтобы продолжить с ним разговор, к ней сзади обратилась Розали:

— Au revoir, madame! Извините, но мы закрываемся на обед, — сказала она и ласково, но решительно подтолкнула рыжеволосую итальянку за порог.