Говорят, что дети, живущие в городах, растут быстрее, чем другие дети. Почти каждый день они видят и слышат необычные вещи, и, даже если в них разовьется дух безразличия и они попытаются быть малозаметными, их заведенный порядок и убеждения всегда будут находиться под ударом. Ежедневная поездка на автобусе внезапно может стать опасным приключением, а головоломка улиц между домом и школой – превратиться в лабиринт с привидениями. Жизнь целого квартала может быть омрачена злобной собакой, дружелюбным нищим, окном в подвал, ошеломляющей карикатурой на стене или любым из миллиона предметов и существ, из которых состоит маршрут любого ребенка. Родители могут жаловаться на «все то же самое изо дня в день», но каждый ребенок знает, что город все время меняется, и даже вещи, которые не меняются, могут выглядеть по-разному сегодня и завтра. Родители не являются авторитетом в бурной жизни столицы. Здесь есть много всего, чего они не замечают или пытаются не замечать, потому что даже самый благожелательный родитель не хочет заново пережить ужасы детства.
Так много необычного происходило в Париже в те тяжелые годы, что парижские дети, должно быть, выросли даже еще быстрее, чем обычно. Но они выросли только в одном-единственном смысле. Статистика показывает, что детское население в целом на самом деле становилось меньше ростом и весом. Розовые пилюли витаминов и богатое белком печенье «Петен», которые выдавали в школе, не имели заметного эффекта, и матери могли лишь маскировать извечную брюкву под что-то более соблазнительное или подавать фасолевый суп один день с фасолью, а другой – с каштанами.
Мальчики и девочки, пребывавшие в постоянном состоянии голода и гастрономического разочарования, были более обычного чувствительны к обманам и изменениям города. В обычных обстоятельствах они вскоре стряхнули бы с себя мелкие невзгоды городской жизни, но пустой желудок отвечал зловещим урчанием на каждое мелкое неудобство. В киосках на бульварах, обычно торговавших волчками и конфетами, теперь продавались ужасные вещи вроде разговорников и наборов для починки велосипеда. Почти мгновенно детская экономика рухнула. Цены на почтовые марки и модели машин быстро достигли слишком высокого уровня, чтобы их можно было себе позволить; некоторые магазины игрушек закрылись, а их владельцы уехали. Появилось так много неприятных правил и ограничений, что трудно было поверить, что маршал Петен (с июня 1940 г. премьер-министр коллаборационистского правительства Франции, призвавший французов сотрудничать с оккупационным режимом Германии. –
Дети, которые никогда не были привередами в еде, обнаружили, что сладости имеют горький вкус, будто кто-то сыграл с ними такую шутку. Перед красивыми пирожными и пирамидами фруктов в витринах магазинов стояли таблички etalage factice – это означало, что они ненастоящие. Ничто уже не было тем, чем казалось. По всему городу появились новые вывески со словами, которые ничего не означали, казались написанными неправильно или перепутанными с настоящими словами, вроде «Большой Париж» или «Солдатен-кино». Некоторые слова были слишком длинными и поэтому были написаны очень маленькими буквами, чтобы поместились на вывеске. Эти вывески устанавливали немцы, которых называли бошами, и обычно именно их винили во всем плохом, хотя иногда на их месте оказывались англичане или евреи. Самое плохое было то, что матери и отцы почти всегда были в дурном настроении, потому что им приходилось стоять в очередях за всем или потому что у них постоянно заканчивались сигареты.
Жизнь при бошах была, вероятно, тяжелее для старших братьев и сестер, которые помнили, как все было до войны. Дети, которые только пошли в школу, считали, что некоторые новшества очень захватывающие.