Парижане. История приключений в Париже

Робер Песке, бывший плотник, бывший депутат, осведомитель крайних правых и член нескольких преступных «патриотических» групп, без посторонней помощи решил загадку покушения на убийство. Двумя днями ранее группа журналистов слышала, как он сделал это поразительное заявление в конторе своего адвоката на улице Помп. Но теперь Песке пошел со своей козырной карты – письма, написанного и отправленного им самому себе за сорок восемь часов до событий.

Письмо было прочитано адвокатам и их двум клиентам в кабинете судьи Брауншвейга во Дворце правосудия. «Сейчас я опишу во всех подробностях фиктивное покушение в садах Обсерватории, которое произойдет в ночь с 15 на 16 октября согласно плану, разработанному господином Миттераном…»

Согласно письму Песке, Миттеран пришел к нему с планом, который должен был вытащить их обоих из политического небытия. Далее в письме в будущем времени описывалось все точно так, как произошло, начиная от кафе «Брассери Липп» и кончая садами Обсерватории. Песке ехал следом в своей «симке» с неприметным, но веселым крестьянином, который работал в его поместье в Бёврон-ан-Ож (коммуна во Франции в регионе Нижняя Нормандия. – Пер.). Пистолет-пулемет «стен» был позаимствован у приятеля. Единственные изменения, на которые Песке хотел указать судье, касались нескольких минут, в течение которых Миттеран лежал на мокрой траве в ожидании убийц. Сначала под деревьями целовались двое влюбленных, потом такси высаживало пассажира. Проехав вокруг квартала несколько раз, «симка» остановилась рядом с «Пежо-403», и Песке услышал голос из темноты: «Стреляй же ради бога! Какого черта ты там делаешь?» Дальше все пошло по плану: затарахтел пистолет-пулемет; Песке поехал на бульвар Монпарнас, припарковал машину и возвратился пешком вовремя, чтобы восхититься изящным спектаклем, разыгранным Миттераном перед камерами.

Судья положил на стол письмо и поднял глаза, чтобы увидеть необычную картину – полдюжины онемевших адвокатов. В первый и единственный раз Франсуа Миттеран казался потерявшим самообладание. Он побледнел и издал звук, который вполне мог быть рыданием. Он уже слышал хихиканье своих врагов и истерический смех двадцати шести миллионов избирателей. Его карьера рухнула. Правдой или нет было то, что написал Песке, это было унижение такого рода, от которого еще не оправлялся ни один политик.

Даже в этот свой худший час Лис вспомнил уроки, которые получил на войне. Человеку, который шесть раз убегал из лагеря для военнопленных, не так-то легко было нанести поражение. Конечно, было неудачей то, что Песке обвинил его в инсценировке покушения до обнародования письма, а Миттеран обвинил Песке в клевете. Такой же неудачей было то, что он позволил себе наслаждаться похвалами и сочувствием. После фокуса Песке с письмом до востребования он вряд ли мог утверждать, что совершенно невиновен. И все же было одно возможное объяснение, которое можно было принять за правду…

Это была версия событий, которую Миттеран изложил судье Брауншвейгу и народу. Он признался, что действительно встречался с Песке один или два раза перед покушением. Песке приходил к нему с ужасным сообщением: его старинные друзья из Французского Алжира, которым он был должен огромную сумму денег, приказали ему убить Миттерана. Если бы Песке отказался, то его непременно убили бы, и поэтому он умолял Миттерана помочь ему найти выход из создавшегося положения. Инсценировка покушения сняла бы Песке с этого крючка и уменьшила вероятность того, что кто-то еще попытается убить Миттерана. В духе христианского милосердия Миттеран согласился подыграть. Их последняя встреча должна была состояться в кафе «Брассери Липп». И хотя Песке не появился, остальная часть операции прошла по плану. И только когда Песке публично обвинил его в организации всего этого спектакля, Миттеран понял, что случилось: он стал жертвой заговора правого крыла с целью разрушить его политическую карьеру.

Хоть этот рассказ и не был полностью убедительным, он, по крайней мере, представил его в лучшем свете. На газеты это не произвело впечатления. Никто не ждал, что политики будут подчиняться закону, но они должны были сохранять определенное достоинство и выдержку. Один из наименее оскорбительных заголовков появился в газете «Орор»: «Подумать только, этот болван был министром внутренних дел!»

Судья Брауншвейг постарался выкрутиться из неприятной ситуации. Виновный должен был быть как-то наказан, но без ущерба репутации Французской Республики на международной арене. Мир должен знать, что Париж – это не Шанхай и не Касабланка. Песке и его друг были обвинены в незаконном хранении оружия, тогда как Миттеран, который потратил время комиссара Кло на бессмысленное расследование, был обвинен в неуважении к суду. Это были сравнительно незначительные обвинения, которые в любом случае, вероятно, будут отменены.