Парижане. История приключений в Париже

Отель «Мерсиоль» был одной из тех гостиниц со скудно обставленными комнатами, куда въезжало и откуда съезжало много людей, чтобы скрыться от кредиторов, снять койку, выпить, пока позволяет щедрость друзей, так что его трудно было назвать домом. Работающие в нем девушки в поисках более подходящего занятия иногда делали обстановку в нем более приятной своей болтовней и подражанием домашней респектабельности, пока полиция не вламывалась в отель под лозунгом охраны общественной морали и не отправляла их на медицинский осмотр и регистрацию как проституток.

Несмотря на скуку, лишения и постоянную тревогу, Анри все-таки решил зарабатывать себе на жизнь пером. После смерти матери его отец повел себя как типичный буржуа, что особенно раздражало в человеке, который зарабатывал себе на хлеб, будучи портным и привратником. Он отказался финансировать карьеру сына как будущего величайшего поэта Франции. Он поднял на смех поношенную одежду Анри и предложил ему найти работу домашнего слуги. Анри был вынужден, как он выразился, «сделать свою музу проституткой». Он писал для банного журнала, который печатался на водонепроницаемой бумаге, и для двух детских журналов, редакторы которых сочли, что его сентиментальный стиль хорошо подходит их юным читателям. Он писал стихи для журнала «Паламед», который печатал шахматные задачи и давал решения в рифмованных куплетах. Под именем «Виконтесса X» он вел колонку в «Вестнике моды». («В этом сезоне все носят барвинково-синий цвет», – писал он, одетый в пальто мышино-коричневого цвета.) Он даже сочинил несколько язвительных передовиц для печатного органа гильдии своего отца «Закройщик»:

«Искусство портного – печальное выражение! Разве человек, который совершенствует свою технику наложения стежков, получает тем самым право гордо стоять рядом с нашими художниками и утверждать, когда слышит имена Давида, Жироде или Горация Верне: «Я тоже художник!»? Нет и тысячу раз нет. Ему не следует говорить так, рискуя вызвать улыбку у всех на губах».

В возрасте двадцати трех лет он понял, что его мечты о поэтической славе обратились в пыль. Самое длинное его стихотворение было написано для господина Роже, имя которого появилось на стенах и автобусах по всему Парижу. Господин Роже любил рекламировать свою продукцию в романтических стихах и платил один франк за рифмованное двустишие. Ода Анри была написана от имени графини, которая обращалась к своей подруге и могла теперь снова выйти на люди благодаря полному рту зубов из клыков гиппопотама. Это была его самая читаемая публикация:

Случилась ужасная катастрофа —
Нет ничего хуже: у меня выпали зубы.
РОЖЕ! Любовью своего мужа я обязана тебе,
Ты вернул гармонию в дом.
(Мужчины ведь любят не женщину, а идол.)
Под твоей рукой, соперницей Природы,
Без золотой нити, крючков и скоб
Наши нежные челюсти становятся сундуком сокровищ!
Я попрощалась с милыми приключениями юности,
Когда ты, моя дорогая, рассказала мне о его зубных протезах.
Пусть ЕГО имя навсегда останется в моем сердце,
РОЖЕ! Без твоего мастерства я бы умерла
Или жила бы вечной затворницей в доме своем,
Беззубая вдова при супруге живом!

Так как муза начала терять аппетит к таким виршам, хорошо, что ее поэт нашел другой источник доходов. Некий граф Толстой взял его к себе в качестве секретаря на небольшое, но регулярное жалованье. И хотя молодой человек часто болел и лежал без дела на больничной койке, граф Толстой счел, что благодаря близкому знакомству с политическими клубами и подпольной журналистикой в Латинском квартале Анри Мюрже являлся отличным информатором для царской шпионской сети.

К моменту свершения великого события личная жизнь Анри была в таком же плачевном состоянии. Датская «сильфида в бархате», которая проспала две ночи в его кресле, упорхнула, пожаловавшись общему другу, что он физически не амбициозен («что только показывает, какая я дура»). Тяжеловесная субретка («двести фунтов, не включая юбки») отпугнула его разговорами о свадьбах и младенцах. Поиски «узаконенной любовницы», которая выйдет за него замуж «в тринадцатом округе» – как говорили, когда в Париже их было всего двенадцать, – были долгими и бесплодными. Даже самый оригинальный его план свелся к нулю: директор приюта для девочек в Сен-Этьен-дю-Мон не получил его прошение подобрать ему жену.

Поэтому со смесью восторга и облегчения весной 1846 г. он нашел создание, посланное ему небом через предместье Сен-Дени, которому, казалось, суждено было наполнить его сердце радостью, а карманы – деньгами.

3