Парижане. История приключений в Париже

На следующий день Анри оставил героиню своего рассказа в постели и отправился читать «Корсара-Сата-ну» в кафе. Его рассказ получил почетное место в газетном «подвале». («Подвал» представлял собой нижнюю часть первой страницы, где обычно появлялся роман, печатающийся по частям.) Что еще более важно, он доходил до двухсот семидесяти четырех строк. За шесть сантимов за строчку он окупил бы арендную плату за две недели. Если он сможет поддерживать этот ироничный и веселый тон, то они с Люсиль смогут даже позволить себе такую роскошь, как ежедневное питание.

От того краткого периода счастья, как позднее стало казаться Анри, сохранились только два письма, написанные рукой Люсиль. Едва ли их можно счесть величайшими любовными письмами XIX в., но в них, по крайней мере, есть привкус реальности:

«Раз ты не вернулся, я собираюсь пойти проведать мою тетушку. Я беру деньги, чтобы нанять извозчика.

Луиза».

(«Тетушка» – это эвфемизм, обозначающий ломбард.)

«Я собираюсь заказать себе ботинки. Тебе придется найти денег, чтобы я могла забрать их послезавтра».

(Пара ботинок стоила двадцать франков или – сообразно данным обстоятельствам – триста тридцать три строчки прозаического текста.)

Анри так любил эти письма, что процитировал их в своей следующей «Сцене из жизни богемы»: увидев новую блестящую пару женских ботинок у двери, друг главного героя решает, что он ошибся адресом. Затем члены богемы едят омара и выпивают несколько бутылок вина, празднуя «медовый месяц» Родольфа и Мими. (Он решил переименовать свою героиню в Мими.) Друг рассуждает о происхождении кофе («обнаруженного в Аравии козой»), пока Мими уходит, чтобы принести курительные трубки и приготовить кофе, думая про себя: «Боже мой! Как много знает этот господин!»

Только спустя месяц блаженных минут, которые он бережно хранил в своей памяти – слабая улыбка на ее губах, когда он принес ей из модного магазина голубой шарф, или утро, когда он сто раз целовал ее волосы, пока она спала, – он начал замечать некоторые вещи. Люсиль часами одевалась и укладывала волосы, чтобы просто пойти на рынок. Она болтала с женщинами, которые сидели на углу улицы. Она раскладывала потрепанные карты Таро на его письменном столе, изучая их, как ученый изучает древние языки, а в те дни, которые должны были приносить удачу, она уходила на многие часы. Когда он спрашивал, что она делала, она отвечала: «Знакомилась с соседями».

Анри сидел за письменным столом, пытаясь быть остроумным. От Люсиль как домохозяйки толку не было, а с тех пор, как она бросила работу на фабрике искусственных цветов, было трудно удовлетворить ее расточительное желание есть приготовленную пищу и время от времени ходить на танцы. Но, по крайней мере, имея Люсиль своей любовницей, он не испытывал недостатка в материале. Даже не устраивая за ней слежку, он узнал о господине из Бретани и не по годам развитом школяре, который пообещал ей кашемировую шаль и какую-то мебель из красного дерева. От самой Люсиль он знал, что Александр Шан, который, очевидно, просто испытывал зависть, называл ее «шлюшкой». Еще один ее друг выглядел довольно робким, и Анри размышлял, как далеко распространяются «соседские отношения». Временами, когда она клала ему голову на плечо, ему казалось, что он чувствует запах других мужчин на ее одежде. В конце концов, это было неудивительно, и читатели, которые с удовольствием читали «Сцены» в «Корсаре-Сатане», поняли бы, что в богеме так принято. «Это непостоянные перелетные птицы, – писал он, – которые по своей прихоти или чаще от нужды в один прекрасный день (или, скорее, ночь) вьют свое гнездо на чердаках Латинского квартала и соглашаются остаться на несколько дней, соблазнившись мимолетным увлечением или подаренными лентами».