Парижская любовь Кости Гуманкова

Поначалу Демгородок был задуман как своего рода заповедник, где государственные преступники, изолированные от возмущенного народа, должны были один на один остаться с невозмутимой природой. Но в первую же зиму несколько человек померзло, а прочие истощились до неузнаваемости. Хотя всем и каждому весной были выданы семена, а осенью – дрова! Узнав об этом, адмирал Рык раздраженно поиграл своей знаменитой подзорной трубочкой и произнес: «Еще страной хотели руководить, косорукие! Обиходить!..» С тех пор в Демгородке появились центральная котельная, медпункт, продовольственный склад, а позже и валютный магазинчик «Осинка».

Сверившись с путевкой-нарядом, Мишка свернул к домику № 186. На крылечке сидел пожилой изолянт и с государственной сосредоточенностью чистил морковь. Его глянцевая лысина состояла в каком-то странном, диалектическом противоречии со щеками, покрытыми недельной щетиной. Как и все обитатели Демгородка, одет он был в джинсовую форму, пошитую специально для первых российских Олимпийских игр. Но адмирал Рык забраковал эту форму, сказал, что такие «балдахоны» можно сшить только врагам. Его поняли буквально, и всю неудавшуюся спортивную одежонку распихали по демгородкам, предварительно споров олимпийские эмблемы – гербового орла, держащего в когтях пять колец. От прежнего, устаревшего, новый орел отличался тем, что головы его смотрели не в разные стороны, а друг на друга и с явной симпатией.

– Здравствуйте, дорогой! – вкрадчиво поприветствовал лысый и помахал морковкой.

– Здравствуйте, № 186, – хмуро отозвался Курылев, засовывая толстую гармошчатую кишку в отверстие выгребной ямы.

По инструкции охрана и персонал Демгородка обращались к изолянтам исключительно по номерам. Причем если осужденный – крайне редко! – проживал вместе с родственниками, то инструкция предусматривала прибавление к номеру соответствующей литеры. Ну, к примеру: жена – № 186-А, дочь – № 186-Б, сын –№ 186-В. И так далее. Но к лысому эта детализация отношения не имела, так как все близкие от него отказались, опубликовав открытое письмо в «Известиях».

– Хорошая сегодня погодка, не так ли? – не обращая внимания на Мишкин тон, с неестественной задушевностью продолжил лысый.

– Хорошая, – буркнул Курылев, потянул на себя рычаг, кишка дернулась – и процесс пошел.

– А верно, что Стратонова застрелили в Нью-Йорке? – спросил приставучий изолянт.

– Передавали, что погиб при невыясненных обстоятельствах… – уклонился от ответа Курылев, хотя доподлинно знал: бывшего президента телекомпании «Останкино» искрошили автоматными очередями прямо в супермаркете, в рыбной секции, несмотря на его фальшивый паспорт и накладную бороду.

До прихода к власти адмирала Рыка сам лысый заведовал у Стратонова популярной программой «Результаты» и, появляясь на экране, врал до изнеможения.

– А ведь я его предупреждал! – почти удовлетворенно заметил изолянт. – «Не достанут, не достанут»! Достали.

– Возмездие народа неотвратимо, – подтвердил Мишка, предпочитая в подобных случаях отделываться фразами, которых вдоволь наслушался, томясь на КПЗ (контрпропагандистские занятия).

Занятия обычно проводил майор из рижского филиала Всероссийского центра исследований политико-морального состояния личного состава (ВЦИполморсос). Рассказывал полморсосовец и о лысом – матером агенте влияния, посаженном в Демгородок за подрыв государственного самосознания населения и злостную сионизацию эфира. Правда, по национальности он был всего-навсего армавирским греком, но, как справедливо заметил адмирал Рык в речи по случаю восстановления фонтана «Дружба народов» на ВДНХ, «национальность гражданина определяется его любовью к Родине, а не длиной его носа».

– Хотите морковку? – неожиданно предложил лысый.

– Нет, № 186, не хочу! – резко отказался Мишка: инструкция строго-настрого запрещала любые виды неформальных контактов с поселенцами.

– Извините… – поняв свою бестактность, смутился бывший сионизатор эфира. – Я просто хотел спросить вас, что вы думаете об амнистии? Ходят слухи…

– О чем? – обалдел Курылев.

– Об ам… Об амнистии. Ведь И. О. – великодушная личность…

– Не понял? – нахмурился Мишка.

– Простите, пожалуйста, я хотел сказать: ведь Избавитель Отечества – великодушный человек, и к свадьбе, надо полагать…

– Еще какой великодушный! А то бы вы уже давно червей сионизировали! – лихо сказанул Мишка и пожалел, что Ренат его не слышит.

– Ну зачем же вы так… – выронив морковку, пробормотал лысый.