Парижская жена

Однажды днем, когда Эрнест вздремнул, а мне спать не хотелось, я стала просматривать его записные книжки, с восхищением читая то там, то тут. Случайно я наткнулась на страницы, где были фразы и обороты, присущие Дафф. Читая, я поначалу испытала сильный шок. Оказывается, он очень внимательно ее слушал, все заносил на бумагу, замечательно уловив характер. А теперь эти наблюдения, лишь с небольшими изменениями, перешли к его героине. Меня вновь охватил приступ острой ревности к Дафф, и он продолжался до тех пор, пока я вновь не обрела способность соображать. Эрнест — писатель, а не любовник Дафф. Он изучал ее как типаж — возможно, с самого начала. И теперь, когда он живет в книге, а не в уличных кафе Памплоны, те безобразные выходки и постоянное напряжение можно использовать. То время стало строительным материалом, необходимым для работы. Вот почему слова обрели такую силу, наполнились жизнью.

Из Валенсии мы вернулись в Мадрид, а затем сбежали от нарастающей жары в Сан-Себастиан. В Сан-Себастиане, а затем в Хендее Эрнест интенсивно работал по утрам, а остаток дня мы проводили на пляже — купались и загорали. Песок был горячий и сыпучий, в отдалении тянулась фиолетовая горная цепь, а плеск набегавшей волны убаюкивал, погружая в счастливое оцепенение. Но к концу первой недели августа я уже слишком скучала по Бамби, чтобы продолжать наслаждаться отдыхом. Я уехала в Париж, а Эрнест вернулся в Мадрид. Там он работал лучше и упорнее, чем когда-либо раньше. Казалось, он не только создает книгу, но и себя как писателя. Он писал, что на сон отводит считаные часы. «Но когда я просыпаюсь, — писал он, — предложения уже ждут меня, требуя, чтобы я их записал. Это потрясающе, Тэти. Я уже вижу конец, и это замечательно».

33

В конце августа Париж фактически безлюден. Кто мог куда-нибудь уехать, уехал, но Полина Пфайфер и Китти работали и потому остались в городе. Мы частенько ужинали втроем, иногда вместе с Бамби, но чаще я укладывала его и оставляла под присмотром Мари Кокотт. Поначалу я чувствовала себя неловко в обществе Полины и Китти — хорошо одетых, независимых, исключительно современных женщин, но они были очень открытыми и естественными. Они говорили, что за это же полюбили меня, и я им поверила.

Иногда к нам присоединялась Джинни, сестра Полины; мне нравилось, как забавно сестры общаются между собой — в изящном, водевильном духе, пересыпая речь острыми шуточками. Они лихо пили; сами лишенные комплексов, они и других не ставили в неудобное положение и всегда рассказывали что-нибудь интересное. Джинни была не замужем, но если Китти говорила правду и она действительно предпочитала женщин, тогда вопрос отпадал. Труднее было понять, почему Полина до сих пор не замужем.

— Все уже было решено с моим кузеном Мэттом Херольдом, — сказала она однажды, когда я проявила особую настойчивость и потребовала подробностей. — Я даже выбрала фасон платья и перепробовала с полдюжины тортов. — Полина пожала плечами. — Все они на один вкус.

— Что-то произошло между вами? — спросила я.

— Нет. Хотя такой поворот упростил бы дело. Я поняла, что не люблю его так, как надо. Он мне просто нравился. Конечно, он бы стал отличным мужем и отцом. Я это знала, но сердце молчало. Хотелось чего-то необыкновенного, захватывающего.

— Как в романах?

— Возможно. Думаю, я кажусь просто идиоткой.

— Вовсе нет. Мне нравится любовная романтика. Современные женщины слишком эмансипированы для нее.

— Трудно понять, чего ты хочешь, когда вокруг столько возможностей. Иногда я думаю, что могла бы отказаться от замужества и своей работы. Хочется быть по-настоящему полезной. — Она замолчала и рассмеялась над собой. — Наверное, и это я вычитала в каком-нибудь романе.

— Думаю, ты сможешь получить все, что хочешь. Мне кажется, ты очень умна.

— Поживем — увидим, — сказала она. — А тем временем будем двумя одинокими девушками, живущими самостоятельно.

— Абсолютно свободными?

— А почему нет?