— Теперь, сударыня, я спрошу вас: согласны ли вы на завтрашнее свидание?
— Да, я согласна!
— В таком случае… м-м, в 10 часов я буду дожидаться поезда.
— Зачем?
— Для того, чтобы проводить вас в Париж и, так как будет еще довольно рано и вы уедете из дому без завтрака, то мы вместе и позавтракаем.
— В ресторане?
— Конечно!
— Ах, это прелесть — я никогда еще не завтракала в ресторане. Но моя тетка?
— Вы после зайдете к ней.
— Но если меня заставят позавтракать дома?
— Скажите, что вы не голодны, или притворитесь только, что едите.
— Мне притворяться?! О, как это тяжело!
— Теперь — мы порешили.
— Насчет ресторатора? Это должно быть недурно! Теперь, м. г., я сделаю все возможное.
Послышался первый свисток и моя сельская идиллия в голубом чепчике быстро юркнула в вагон.
На следующий день, само собой разумеется, в назначенный час я был на месте; я вовсе не рассчитывал на пунктуальность деревенской простушки, но хотел только, так сказать, очистить свою совесть и не нарушить всегда уважаемых мною законов рыцарства. К немалому моему удивлению Эрнестина была пунктуальна и была одна из первых в той волне путников, которую наши 10 или 12 железных дорог каждую четверть часа извергают на парижские мостовые.
— Поскорее! — сказала она, схвативши меня за руку, — за мной есть кое-кто из Сен-Дени.
Что это такое — голос ли невинности или постыдного падения?
Шагов в пятидесяти от вокзала мы переведи дух и я кивнул Эрнестине.
— Живо! сказал я. — Я устал и — пора завтракать.
Она села, не ломаясь; для полного ее успокоения я задернул гардины.
— Куда? — спросил кучер.
— В предместье Тампль!..
Лишь только молодая девушка села на мягкие подушки — лицо ее приняло смеющееся небрежное выражение, как будто бы она была маркизой и ездить в колясках было для нее самое обыкновенное дело.
Мне по сердцу была ее веселость; мимоездом я сообщал ей о мелькавших мимо достопримечательностях.
— Однако, куда же мы? — спросила она вдруг, как бы пробуждаясь от сна.
— Как вам известно — мы едем завтракать.
— Ну, нет еще — мне до 11 часов нужно зайти к купцу, у которого мы забираем полотно для корсетов. Я должна взять деньги у тетки и сделать необходимые закупки.
— А где живет ваша тетка?
— В Форштате С. Мартен №… Но если туда пойду, она меня уже не отпустит.
— Гм — что же нам делать?
— Я, право, не знаю.
— Много она вам должна?
— Теперь около 20 франков.
Вообще я мало верил в существование тетки и принял слова ее больше в виде намека; я вынул из кармана 20-франковую монету и передал ей.
Она покраснела немного и пробормотала:
— Сегодня вечером я возвращу вам это.
Я сделал небрежный жест, который она поняла, потому что сказала:
— Вы очень добры, м. г.
Мои восторги начали ослабевать и меня начинало разбирать
— Кучер! вскричал я, — в улицу Лазаря, нумер…
— Семнадцатый! — бесстрастно добавила она. — Однако скажите ему, чтобы он остановился за углом — не годится, чтобы меня видели на извозчике.
Я отдал необходимые приказания и через несколько минут мы остановились на углу улицы Лазаря.
— Скоро вы, или нет? — спросил я привлекательную сельскую девицу.
— Каких-нибудь четверть часа!
— Это долго!
— Я постараюсь поскорее, — сказало восхитительное дитя с прелестной улыбкой.
Она вышла из коляски. Мне пришло в голову, что я сделал глупость, но было уже поздно — молодая девушка скрылась за углом улицы.
Я раскинулся в коляске и закурил сигару. Я выкурил одну, другую, третью, и невинная Эрнестина все не возвращалась; я прождал ее более получаса; затем, отпустив кучера, я пошел сам в 17. Что же оказалось? Там вовсе и не было полотняной лавки, а была цирюльня. Я плюнул на все и пошел завтракать один. «Положим, — говорил я сам себе, — я истратил луидор, сделал глупость и пр., но моя простота доказывает мое доверие и расположение к людям и если я потерял от нее здесь, то могу выиграть в другом месте». И, несмотря на то, что я был один — я позавтракал великолепно!
Но история этим не кончилась.
Вечером следующего дня, когда я почти и позабыл об Эрнестине, я получил письмо с штемпелем Сен-Дени. Письмо, написанное выстраданным почерком и самой отчаянной орфографии, было от Эрнестины. В нем было не менее 6–7 страниц: она описывала свои приключения. Она ошиблась в №, не в 17, а в 27 жил полотнянщик; при покупке у него товаров ей встретилась тетка, которая спросила ее о деньгах, обругала и утащила к себе домой. Затем ее отправили в омнибусе в С.-Дени, где она под угрозами и бранью должна была сознаться, каким образом она получила деньги.
Теперь она сидит на хлебе и воде и подвергается всяческим оскорблениям. Она просила по возможности скорого ответа; адрес à M-lle Е., poste restant[8]
. Она заключала письмо следующей идиллической прибавкой: «Не осуждайте того, что продиктовало мне мое сердце, не осуждайте моего горя, а известите лучше, что и вы его разделяете вместе со мной, тогда мне будет легче».