Парижские истории

Ширли Хаззард, написавшая книгу о том, как они с мужем долгие годы общались с Грином на Капри, где писатель купил дом со всем его содержимым на гонорар от экранизации «Третьего человека», отметила, что не записывала свои разговоры с ним, потому что при этом они утрачивают спонтанность. Я столкнулся точно с такой же проблемой. Вот Грин отвечает мне по телефону в дни 85-летия: «Было бы странно в моем возрасте считать этот день праздником». Вот он выходит из зала прилета и не обнаруживает никого из таможенников для досмотра багажа: «Может, они все бастуют?» Вот он же, вернувшись из Новосибирска, рассказывает, как его забросали записками на творческой встрече: «Уж где-где, а там я бы точно смог зарабатывать себе на ужин». Вот он рассказывает очередной сон (Грин внимательно относился к снам, записывал их и даже классифицировал по темам): «Снится Хрущев, мы сидим рядом, и он мне говорит: „Как? Вы едите мясо?“ — „Да“. — „Но сегодня же пятница!“». А вот Брежнев, говорит Грин, ему ни разу не приснился.

Начатая когда-то «гриновская» папка, несмотря на то что писателя нет в живых больше двадцати лет, продолжает пополняться. Я уже не могу не коллекционировать упоминания о Грине, которые встречаются в разных материалах — в рецензиях, эссе, путевых очерках. Англичане утверждают, что тираж его книг составляет двадцать миллионов экземпляров. Грин продолжает жить, его герои интересны, биография по-прежнему загадочна, любовные романы таинственны, взаимоотношения с католической верой интригуют, дружба с Кимом Филби воспринимается неоднозначно, а путешествия вызывают желание отправиться в путь самому. Когда-то, еще до войны, он прошел с караваном носильщиков пешком через Либерию и Сьерра-Леоне. «У меня не было ни одной приличной карты, — рассказал он мне. — На той, которую удалось раздобыть, были белые пятна. Реки обозначались пунктирами, а в некоторых местах были пометки: каннибалы».

Перебирая все эти вырезки, учишься предвосхищать контекст, в котором может появиться гриновское имя. Это и книги писателей, кому он или симпатизировал, или помогал, в том числе и материально, или просто высоко ценил, — Мюриэл Спарк, Разипурам Нарайан, Ивлин Во, а также Джозеф Конрад и Генри Джеймс. И все, что связано с работой разведки в Латинской Америке или Африке, и даже не столько с работой, сколько с провалами и переоценкой или недооценкой реального положения вещей. В свое время Фидель Кастро даже объявил национальным достоянием отель «Националь», где разворачивается действие «Нашего человека в Гаване». Один из выдающихся разведчиков мира, немец Маркус Вольф, называл роман своей любимой книгой.

Но самая обширная тема, где почти всегда найдешь ссылки на гриновские образы, — это, конечно, путешествия. Не боясь проиграть спор, можно предсказывать, что серьезный автор, описывая современный Гаити, или нынешний Хошимин, а некогда Сайгон, разделенную каналом Панаму, обязательно сошлется на писателя, упомянет гостиницы, которые соответствуют либо уже не соответствуют тому, как это было при Грине, клубы для иностранцев в бывших английских, французских колониях, разговоры у барных стоек, искателей приключений, оказавшихся в отдаленных от цивилизации местах. Недавно в Париже я познакомился с богатой и эксцентричной аристократкой-ирландкой, которая в благотворительных целях взялась опекать лепрозорий. Когда я начал расспрашивать ее о нем, то первым, кого она вспомнила, был Грэм Грин.

В гриновских городах и странах, которые, как правило, показаны им в некоем переходном состоянии в силу исторических обстоятельств, борьбы кланов, войн, конечно же, многое коренным образом изменилось, но его глазами тянет смотреть на них и сегодня. Сам Грин не был привязан к какому-то определенному месту, он перемещался по миру, что подталкивает некоторых исследователей идти по его следам, иногда доводя идею до абсурда. Один писатель — в трех томах гриновской биографии — скрупулезно воспроизвел день за днем его жизнь. Путешествуя по гриновским местам, автор будто специально даже подхватывал те же болезни. Когда работа биографа была еще в разгаре, Грин прокомментировал это так: «Первый том он писал пятнадцать лет и дошел всего лишь до 1939 года; я с ужасом думаю, сколько же ему потребуется времени на мою остальную жизнь».

В последние годы спутницей Грина была француженка Ивонн Клоэтта, с которой Грин познакомился в Африке и провел вместе почти четверть века. Ивонн жила в соседнем с Антибом Жуан-ле-Пэн. Я наблюдал, как он ждал ее, чтобы пойти обедать в антибский порт, как они играли в скрэббл, и каждый раз, когда в беседе речь заходила о каких-то женщинах, которые оказывали Грину внимание, а такие находились даже в старости, он поглядывал на Ивонн, чтобы проверить, не обижается ли она.