Парижские истории

В парижском метро обостряется внимание к переменам. Я не застал, конечно, контролеров, которые компостировали билеты перед входом на платформу, а хотелось бы взглянуть на то, как они справлялись с этой операцией. У Сержа Генсбура песня «Poinçonneur des Lilas» посвящена служащему метро на станции «Порт де Лила», прокалывающему целый день дырки, дырки, дырки… Теперь профессия, которую упразднили в начале 1970-х, кажется очень домашней и патриархальной. Но зайдет разговор о новом и старом в метро, и некоторые парижские собеседники начнут именно с того, что вспомнят о контролерах.

Мои собственные представления об изменениях в метро начинаются с тех служащих, которые сидели на каждой станции за окошками и продавали билеты. Надо было произнести ставшее привычным слово «карнэ» — «книжечку», и из-под разделительного стекла тебе выдавали стопку из 10 билетов. Теперь этот процесс обезличен и приходится иметь дело с автоматами. Служащие иногда и могут выйти из своей будки, чтобы помочь разобраться с машиной, а так их дело — давать справки.

Убрали также разделение вагонов на первый и второй классы — не нужно больше уточнять: «deuxième» («второй»). Не везде сохранилось и чудо дизайна — отполированные миллионами рук металлические рычажки, которые нужно было поднять в вертикальное положение, чтобы открыть дверь вагона на станции. На станциях обновили либо сильно почистили прежний желтоватый кафель, и в некоторых переходах появились таблички, указывающие на его историческую и художественную ценность.

Когда под землей затеяли капитальный ремонт и начали освобождать ниши под сводами станций от многолетних наслоений, то вскрылись старые театральные и киноафиши с изображениями прежних кумиров. Поездам сменили колеса, подвески, платформы, и они перестали громыхать, выныривая из-за поворотов в туннеле. На отдельных линиях упразднили машинистов, что сделало составы похожими на те, которые курсируют в крупных аэропортах, связывая под землей терминалы.

Модернизация нейтрализовала старые характерные запахи. На первой — центральной линии — некоторые станции выглядят как филиалы музеев, и это наведение лоска вызывает беспокойство: где пределы генеральной уборки и обновления?

Прелесть парижского метро в его аутентичности, что включает и прошмыгнувшую под платформу крысу, и живущих в нем кузнечиков (их судьбой занимается целое общество энтузиастов), и сохранившуюся обшарпанность туннелей с выцветшей краской рекламы «Dubonnet», и законсервированные станции-фантомы, мимо которых проскакивают поезда.

На моей памяти билеты в парижское метро печатали на картоне нескольких расцветок — зеленой, сиреневой, белой. Если случайно сохранился билет, приспособленный под книжную закладку, то по его цвету можно восстановить, к какому периоду времени он относится. (При этом тянет проверить: вдруг он еще действителен?) Цифры на использованном билете хранят немало информации о тебе. На нем проставлены день и час, первая или вторая половина дня, неделя в году, когда сел в поезд и на какой станции вошел. Билет в парижское метро — находка для детектива и одновременно культовый предмет, которому посвящают книги. Его расписывают художники и делают из него инсталляции.

В мой первый приезд (начало 1980-х) билет на проезд в метро был ярко-желтым. И под землей на самих станциях, и в городе на автобусных остановках вокруг билета того образца была развернута энергичная плакатная кампания под девизом «Тике шик, тике шок…», поражавшая еще не испорченное западной цивилизацией воображение. Метро как средство транспорта вроде бы не нуждалось в рекламе: в нем ездили те, кому это и так необходимо. Впечатлившись, я сочинил даже об этом отдельную заметку под названием «О пользе афиш», в которой говорилось о создании образа доступного и приветливого городского транспорта.

Другая рекламная кампания проходила под девизом «Город состоит из пересечений». Утверждая это на разных языках — английском, итальянском, китайском и не часто используемом тогда русском, — городское транспортное управление обещало пассажирам неожиданные встречи в метро и открывало перед ними неизведанные горизонты. Романтика противостояла народной присказке, родившейся в шестидесятые: «métro, boulot, dodo» («метро, контора, баиньки»), выражавшая чувства большинства пассажиров, особенно из пригородов, которым приходилось пересаживаться на городское метро с электричек RER.