Спустившись со столба — подходящего пьедестала для статуи, которую незнакомец собой только что олицетворял, — он направился ко входу в «Золотую раковину».
Проходя мимо окна, он на мгновение заслонил свет. Бартелеми Лелон живо обернулся и, будто ужаленный скорпионом, вскричал:
— О, ошибки быть не может!
Он сейчас же перевел взгляд от окна ко входной двери и впился в нее глазами. Губы его шептали:
— Пусть войдет! Пусть только войдет! Я не стану нарочно его искать, но уж если он придет сам!..
В это мгновение господин, явившийся причиной столь буйного веселья на рынке и возбуждавший такую лютую ненависть в Бартелеми Лелоне, показался в дверях и, не переступая порога первой комнаты, по-черепашьи вытянул шею и уставился ничего не выражавшими глазами в зал, пытаясь, как мы знаем, увидеть Сальватора. Но Жан Бык решил, что он ищет женщину, и эта женщина — мадемуазель Фифина. Он смертельно побледнел и закричал страшным голосом:
— Господин Фафиу!..
Обернувшись к подруге, он прибавил:
— Так вы назначили ему здесь свидание! Вот почему вы согласились со мной пойти, мадемуазель Фифина!
— Может, и так, — по привычке растягивая слова, отвечала мадемуазель Фифина.
Жан Бык только вскрикнул и метнулся вперед — в одно мгновение он оказался верхом на несчастном Фафиу, схватил его за шиворот, встряхнул так же, как мальчишки трясут весной молодые буковые деревья, сбивая майских жуков. Фафиу не успел опомниться и попал в руки своего смертельного врага раньше чем понял, какая над ним нависла опасность.
Опасность была немалая. Бедняга Фафиу жалобно вскрикнул.
— Господин Бартелеми! Господин Бартелеми! — сдавленным голосом запричитал он. — Клянусь вам, что пришел не ради нее… Клянусь, я не знал, что она здесь!
— К кому же ты пришел, ничтожный шут?
— Да вы не даете мне сказать.
— Говори, к кому пришел!
— К господину Сальватору.
— Врешь!
— Ой, вы меня задушите!.. На помощь!
— К кому ты шел?
— К господину Сальватору… Помогите!
— Я тебя спрашиваю, к кому ты шел!
— Ко мне, — раздался за спиной у Фафиу тихий, спокойный голос, в котором, однако, чувствовалась твердость. — Отпустите этого человека, Жан Бык.
— Это правда? Вы правду говорите, господин Сальватор?
— Вы знаете, что я никогда не лгу… Отпустите же его, говорю вам!
— Клянусь честью, вовремя вы подоспели, господин Сальватор, — проговорил Бартелеми Лелон, выпуская из рук жертву и шумно дыша, как дышал бы в подобных обстоятельствах зверь, у которого он заимствовал свое имя. — Господин Фафиу едва не испустил дух, и господину Галилею Копернику, зятю господина Зозо Северного, пришлось бы сегодня вечером обойтись без паяца.
Равнодушно отвернувшись от того, кого считал своим главным соперником, претендующим на сердце мадемуазель Фифины, он позволил г-ну Фафиу беспрепятственно выйти из кабачка вслед за Сальватором.
XXXI
ГЛАВА, В КОТОРОЙ РЕЧЬ ПОЙДЕТ О ФАФИУ И МЕТРЕ КОПЕРНИКЕ И АВТОР РАССКАЖЕТ О СВЯЗЫВАЮЩИХ ИХ ОТНОШЕНИЯХ
Сальватор занял привычное место у стены. Фафиу, как мы сказали, следовал за Сальватором, на ходу ослабляя узел галстука, чтобы набрать в легкие побольше воздуху.
— Ах, господин Сальватор, — сказал он, — я должен за вас Бога молить! Клянусь честью, вы уже во второй раз спасаете мне жизнь! Слово Фафиу, если я могу отплатить вам какой-нибудь услугой, настоятельно прошу: располагайте мной!
— Возможно, что я поймаю тебя на слове, Фафиу, — пообещал Сальватор.
— Клянусь Господом Богом, вы меня осчастливите, это я вам говорю!
— Я тебя ждал, Фафиу.
— Неужели?
— И почти потеряв надежду тебя увидеть, я собирался тебе написать.
— Ах, господин Сальватор, вы правы, я в самом деле опоздал; но дело, видите ли, в том, что я застал Мюзетту в одиночестве, а когда это случается, я даю себе волю и говорю ей о своей любви.
— Ты любишь всех женщин, ветреник?
— Нет, господин Сальватор, я люблю одну Мюзетту. Это так же верно, как то, что меня зовут Фафиу.
— А как же мадемуазель Фифина?
— Вот ее-то я не люблю! Это она в меня влюблена и бегает за мной, а я как завижу ее, так удираю со всех ног.
— Советую тебе поступать точно так же, когда увидишь Жана Быка: может так случиться, что меня не окажется рядом и некому будет вырвать тебя из его рук.
— Вот уж скотина!.. Впрочем, я его извиняю: когда кто-нибудь ревнует…
— А, ты, стало быть, тоже ревнив?
— Как тигр королевы Таматавы!
— Так ты действительно любишь Мюзетту?
— До исступления! Только посмотрите на меня: я отощал от любви, ей-Богу!
— Если так, почему не женишься?
— Ее мать не дает согласия на брак.
— В таком случае, нужно иметь мужество взглянуть правде в глаза, мальчик мой, и отказаться от этой женщины.
— Никогда! Чтобы я от нее отказался?! Ну уж нет! Я терпелив: подожду!
— Чего ты собираешься ждать?
— Подожду, пока мать будет съедена… Рано или поздно это непременно произойдет.
Сальватор едва заметно улыбнулся, видя, с каким жестоким смирением Фафиу ожидает кончины будущей тещи, чтобы жениться на избраннице своего сердца.