Парижские тайны. Том 1

Порешив так, наш хозяин объявил по округе, что ему нужны шесть пахарей и столько же коровниц, женщин или девушек, но он сам хотел выбрать этих людей среди лучших работников по рекомендациям фермеров, мэров и священников. Им обещали платить, как принцам, как платят нам, кормить лучше, чем едят господа в городах, и отдавать всем работникам одну пятую часть урожая. Эти люди должны были оставаться на ферме два года, а затем уступать место другим работникам на тех же условиях. Через пять лет любой из них мог снова прийти на ферму, если будут свободные места. Вот почему, когда появилась эта ферма, земледельцы и поденщики в округе начали говорить: «Будем стараться, будем честными и трудолюбивыми, чтобы нас заметили, и, может быть, когда-нибудь нас возьмут на ферму Букеваль. Там целых два года мы будем жить как в раю, а когда уйдем, то не с пустыми руками, и, главное, мы будем потом нарасхват, потому что попасть на эту ферму может только превосходный работник».

– Меня уже пригласили на ферму Дюбрей в Арнувиле, – сказал Жан-Рене.

– А меня заранее наняли на ферму Гонесс, – подхватил другой работник.

– Вот видишь, добрый человек, от этого выигрывают все. И окрестные фермеры вдвойне. У нас всего двенадцать мужчин и женщин, но в кантоне появляется в пять раз больше старательных работников, которые стремятся поступить на их место. И даже те, кто не сможет получить это место, все равно останутся хорошими работниками, не так ли? Как говорится, добрый хлеб не станет плохим; потому что, если им не повезет сегодня, у них всегда остается надежда на завтра, и в конечном счете число хороших людей возрастает. Ну вот, скажем к слову, назначают приз лошади или быку за скорость, силу или красоту – и хозяева воспитывают сотню животных, способных бороться за этот приз. Так вот, даже если они его не получают, эти отборные питомцы все равно останутся прекрасными и полезными животными… Слышишь, добрый человек? Я был прав, когда говорил, что наша ферма необычная ферма, а наш хозяин необычайный человек?

– Да, конечно! – воскликнул Грамотей. – И чем больше я слышу о его доброте и щедрости, тем больше надеюсь, что он сжалится над моей несчастной судьбой. Человек, который творит добро с таким благородством и такой мудростью, не станет раздумывать; одним благодеянием больше или меньше – разница невелика.

– Наоборот, он над этим очень раздумывает, – возразил дядюшка Шатлэн. – Но это не помешает ему совершить новое доброе дело. Мне кажется, мы еще с тобой встретимся, бедняга, разумеется, здесь, на ферме, и ты не последний, раз сидишь за нашим столом!

– Правда? Я могу надеяться?.. О, если бы вы знали, как я признателен и счастлив! – воскликнул Грамотей.

– Не сомневайся, у нас добрый хозяин.

– Но скажите мне хотя бы, как его зовут и как зовут вашу добрую заступницу, чтобы я мог заранее благословить их святые имена! – живо проговорил Грамотей.

– Я понимаю твое нетерпение, – сказал старый крестьянин. – Черт возьми, ты, наверное, думал, что услышишь громкие имена? И напрасно. У них имена простые и чистые, как у святых. Нашу богородицу-заступницу зовут госпожа Жорж… а нашего хозяина – господин Родольф.

– Моя жена!.. И мой палач!.. – пробормотал слепой бандит, словно молнией пораженный этим открытием.

Глава VII Ночь

– Родольф!!! Госпожа Жорж!!!

Грамотей не поверил в случайное совпадение имен. Прежде чем обречь его на страшные муки, Родольф сказал, что сердечно позаботится о госпоже Жорж. И наконец, недавнее посещение этой фермы черным Давидом окончательно доказывало, что Грамотей не ошибался.

Он увидел нечто роковое и предопределенное в этой встрече, которая разбивала в прах все его надежды, основанные на великодушии хозяина фермы.

Первым его побуждением было – бежать!

Родольф внушал ему непреодолимый ужас. А вдруг он сейчас на ферме? Едва придя в себя, слепой бандит ошалело вскочил, схватил Хромулю за руку и вскричал:

– Нам пора! Пойдем! Веди меня отсюда!

Крестьяне изумленно переглянулись.

– Вы хотите уйти… сейчас? И не думай даже об этом, бедняга, – сказал дядюшка Шатлэн. – И какая муха тебя укусила? Ты что, рехнулся?

Хромуля тотчас подхватил этот намек и горестно вздохнул. Постучав указательным пальцем по лбу, он жестом объяснил крестьянам, что его мнимый папочка не совсем в своем уме.

Старый крестьянин понимающе закивал головой и сочувственно развел руками.

– Пойдем, пойдем отсюда! – повторял Грамотей, пытаясь увлечь за собой мальчишку.

Но Хромуля вовсе не собирался менять теплый угол на промерзшие ночные поля.

– Господи, бедный папочка! – завопил он плаксивым голосом. – Опять у тебя приступ… Успокойся, тебе нельзя выходить в такую холодную ночь, тебе станет хуже… Уж лучше я ослушаюсь тебя, прости, но только не поведу по дорогам в такой час. – И, обращаясь к крестьянам, продолжал: – Вы ведь поможете мне, добрые господа, не дадите моему папочке уйти?

– Да, да, не волнуйся, малыш, – сказал дядюшка Шатлэн. – Мы не откроем дверь твоему отцу… Так что придется ему ночевать на ферме.