Парижские тайны. Том 1

– Он сошел с ума! Он безумен! И все из-за меня… Я всему причина. О господи, господи, но я не виновата… Я не хотела сделать ничего дурного… Это все он, этот зверь, чудовище!

– Успокойся, бедное дитя, наберись храбрости, – сказал Родольф. – Не будем терять надежды… Может быть, это только временное помешательство. Ваш отец слишком настрадался; столько несчастий, и все одно за другим, этого никто бы не перенес… Разум его затмился, однако будем надеяться, что не надолго.

– Но моя мать, моя бабушка, сестры, братья, что с ними станет? – воскликнула Луиза. – Теперь у них нет ни отца, ни меня… Они умрут от голода, нищеты и отчаяния!

– Вы забыли обо мне… Успокойтесь, у них ни в чем не будет недостатка… И наберитесь храбрости, говорю я вам. Ваше признание поможет покарать опасного преступника. Вы убедили меня в своей невиновности, и она будет признана всеми, я в этом уверен.

– Ах, сударь, вы видите, сколько зла причиняет этот человек: бесчестие, безумие, смерть… И никто ничего с ним не может поделать! От одной этой мысли мне не хочется жить!

– Пусть другая мысль поможет вам перенести все беды.

– Что вы хотите сказать, сударь?

– Унесите с собой уверенность, что ваш отец, вы сами и все ваши близкие будут отомщены.

– Отомщены?

– Да! Клянусь вам! – торжественно ответил Родольф. – Клянусь вам, когда преступления этого человека будут доказаны, он жестоко поплатится за бесчестие, смерть и безумие, которые сеет вокруг себя. И если даже закон окажется бессильным покарать его, если его хитрость и ловкость столь же непомерны, как его злодеяния, против его хитрости найдется другая хитрость, против его ловкости – другая ловкость, против его злодеяний – еще более страшные, но праведная неотвратимая месть не будет похожа на трусливое и тайное убийство.

– Ах, сударь, да услышит вас бог! Я не думаю об отмщении за мои страдания, я думаю о безумном отце, о моем ребенке, который ни минуты не прожил…

Луиза сделала последнюю попытку вырвать Мореля из мрака безумия.

– Прощай, отец, прощай! – воскликнула она. – Меня уводят в тюрьму… Я больше тебя не увижу! Твоя Луиза прощается с тобой. Отец, отец мой, отец!

Но он не ответил на эти душераздирающие призывы.

Ничто не пробудилось в его несчастной помраченной голове, ничто…

Струны родительских чувств, которые труднее всего разорвать, даже не дрогнули, не отозвались.

Дверь мансарды открылась.

Вошел полицейский комиссар.

– Время истекло, – сказал он Родольфу. – К сожалению, должен вам сказать, что эта беседа не может быть продолжена долее.

– Эта беседа окончена, – с горечью ответил Родольф, показывая на Мореля. – Луизе нечего больше сказать своему отцу, потому что он не слышит свою дочь… Он сошел с ума.

– Господи боже мой! Этого я и боялся! – воскликнул комиссар. – Какой ужас!

Он живо приблизился к ремесленнику и после минутного осмотра убедился в горестной истине.

– Ах, сударь, – печально сказал он Родольфу, – я с самого начала искренне желал, чтобы невиновность этой юной девушки была признана и доказана! Однако после такого несчастья я не стану ограничиваться одними пожеланиями, нет! Я расскажу об этой семье, такой честной и такой обездоленной, я расскажу о последнем ужасном ударе, который ее поразил, и можете не сомневаться, судьи найдут еще одну причину, чтобы оправдать обвиняемую.

– Хорошо, сударь, – согласился Родольф. – Поступая таким образом, вы не только выполняете свои обязанности, вы исполняете священный долг.

– Поверьте мне, наши обязанности почти всегда тяжелы и печальны, поэтому мы всегда радуемся и бываем счастливы, когда можем оказать помощь добрым и честным людям.

– Еще одно слово, сударь. Признания Луизы Морель убедили меня в ее невиновности. Можете вы мне сказать, как было открыто ее так называемое преступление, вернее, кто об этом донес?

– Сегодня утром, – ответил комиссар, – ко мне явилась экономка господина Феррана и заявила, что после поспешного бегства Луизы Морель, которая, как она знает, была на седьмом месяце беременности, она поднялась в ее комнату и нашла там следы тайных родов. После недолгих поисков следы на снегу позволили ей обнаружить труп новорожденного младенца, похороненного в саду.

После ее заявления я прибыл на Пешеходную улицу. Господин Ферран был возмущен, что такой скандал произошел в его доме. Кюре из церкви Благовещения, за которым он послал, тоже подтвердил, что дочь Мореля призналась перед ним в своем грехе и просила своего хозяина проявить к ней жалость и милосердие. Кроме того, он часто слышал, как господин Ферран самым строгим тоном предостерегал Луизу Морель, предсказывая ей, что рано или поздно она себя погубит. «И предсказания его исполнились самым прискорбным образом», – добавил священник. Негодование господина Феррана, – продолжал комиссар, – показалось мне таким справедливым, что я его разделил. Он сказал мне, что Луиза Морель наверняка укрылась у своего отца. Я тотчас направился сюда. Преступление было явным, и у меня имелись все основания для немедленного ареста.

Родольф с трудом удержался, услышав о негодовании Феррана. Он сказал полицейскому комиссару: