Парижские тайны. Том 2

Этот юноша, с высоким голосом, бледным, полным и женственным лицом, с лукавыми глазами, был странно одет: на голове у него был красный шелковый платок, завязанный в виде банта над лбом и прижимавший к вискам две пряди белокурых волос; вместо галстука он носил белую шерстяную шаль с зеленым узором, завязанную на груди; его коричневая суконная куртка исчезала под узким поясом широких штанов из пестрой шотландской материи в клетку.

– Разве это не подлость!.. Разве можно поверить, что человек станет таким мерзавцем, – произнес жеманный юноша. – Я доверял Жоберу как никому на свете.

– Мне, Жавотта, точно известно, что он продал тебя, – ответил Скелет, который, казалось, особенно покровительствовал этому заключенному. – Улика есть: с ним поступили, как с Красноруким: не посадили к нам, а направили в Консьержери… Надо с этим кончать… расправиться со злодеем. Негодяи выдают себя за наших друзей, а сами на службе у полиции. Они полагают, что их шкура будет цела, потому что их сажают в другие тюрьмы, разлучив с теми, кого они предали…

– Верно!..

– Чтоб с этим покончить, арестанты должны относиться к доносчику как к смертельному врагу; не важно, предал ли он Пьера либо Жака, у нас либо в другой тюрьме, это в счет не идет, надо придушить его. Когда мы завалим четырех, другие задумаются, прежде чем выдать воров.

– Прав Скелет, – сказал Николя, – тогда надо начать с Жермена.

– Так и сделаем, – ответил Скелет. – Но подождем Хромого. Если он докажет, что Жермен шпион, тогда все… барашек больше не будет блеять, его завалят.

– А как же быть с надзирателем? – спросил преступник, которого Скелет называл Жавоттой.

– Я придумал… Нам поможет Острослов.

– Он? Да он же трус.

– И не сильнее блохи.

– Молчать, я сам знаю. Где он?

– Он вернулся из приемной, но его вызвали к тюремной крысе[36].

– А Жермен, он все еще в приемной?

– Да, с девицей, которая его навещает.

– Как только он вернется, смотрите в оба! Надо только подождать Гобера, без него не обойтись.

– Без Острослова?

– Конечно…

– А Жермена прикончим?

– Я беру это на себя.

– А как, ведь у нас отобрали ножи!

– А эти клещи хочешь попробовать? Подставляй горло, – заявил Скелет, показывая свои длинные, сухие и твердые, как кусок железа, пальцы.

– Ты задушишь его?

– Сожму немного.

– Но если узнают, что это ты?

– Ну и что? Разве у меня две головы, как у теленка, которого показывают на ярмарке?

– А ведь правда… голову рубят только один раз, а поскольку ты в этом уверен…

– Более чем уверен; адвокат еще вчера мне об этом сказал. Пойман с рукой в мешке и с ножом в горле убитого. Ведь я – обратная кобылка[37], приговор заранее известен… Ладно, я отправлю свою голову посмотреть, что там в корзине у палача, правда или нет, что он надувает казненных и кладет опилки вместо отрубей, которые нам жалует правительство.

– Верно… Приговоренный к казни имеет право на отруби. Помню, моего отца так же обворовали… – подтвердил Марсиаль, разразившись свирепым смехом.

При этой омерзительной шутке все присутствовавшие расхохотались.

Ужасно! И мы ничего не преувеличиваем, напротив, еще смягчаем ужас обычных тюремных пересудов.

Повторяем, нужно все-таки дать представление, хотя бы поверхностное, о том, что говорится, что происходит в этих страшных пагубных школах цинизма, воровства, убийства.

Нужно, чтобы знали о том, с каким показным презрением говорят почти все закоренелые преступники о самых страшных наказаниях, которыми карает их общество.

Тогда, быть может, поймут, что необходимо изменить систему бесплодных наказаний, пагубных общений и заменить их единственным возмездием, которое может, как мы докажем ниже, устрашить самых закоренелых негодяев.

…………………………………

Собравшиеся в теплом зале арестанты громко засмеялись.

– Тысяча чертей! – заорал Скелет. – Я хотел бы, чтоб наши байки подслушали судьи, которые думают запугать нас гильотиной… Пусть придут к заставе Сен-Жак в день, когда состоится мой бенефис: они увидят, как я, поклонившись толпе, смело скажу: «Папаша Сансон, пожалуйста, дерните шнур!»

Новый взрыв хохота.

– Это длится столько времени, сколько нужно, чтобы проглотить комок жевательного табака. Шарло дергает за веревку…

– И перед вами открыты двери в преисподнюю, – проговорил Скелет, покуривая трубку.

– Ну и сбрехнул, разве преисподняя есть?