– Это справедливо, – воскликнул Гобер, убежденный в том, что отвел нависшую над Жерменом опасность. – Он славный малый, не станет ссориться с вами. Он ведь вроде меня – смел, как заяц.
– А все ж досадно, – заговорил Скелет, – мы хотели схлестнуться после обеда. Скучно будет коротать время.
– А верно, что мы будем делать после обеда? – сказал Николя.
– Если так, пусть Фортюне займет нас, расскажет какую-нибудь историю, и я не стану приставать к Жермену, – заявил Крючок.
– Ладно, согласен! – ответил Гобер. – Только с одним условием, иначе не буду рассказывать.
– Какое еще условие?
– Почтенная компания, среди которой много богачей, соберет в мою пользу двадцать су, – заговорил Гобер своим всегдашним тоном зазывалы. – Да, да, господа! Двадцать су! За то, чтобы услышать знаменитого Острослова, выступавшего среди самых знатных грабителей, самых известных бандитов Франции и Наварры, которого постоянно ждут в Бресте и Тулоне, куда он должен отправиться по приказу правительства. Двадцать су! Это даром, господа!
– Ладно, потом отдадим тебе двадцать су.
– Потом? Нет, деньги вперед, – воскликнул Гобер.
– Послушай! Неужели ты думаешь, что мы тебя обманем, не заплатив двадцать су? – с возмущением спросил Скелет.
– Совсем нет! Я всецело доверяю нашей братии. Это для того, чтобы поберечь ваши денежки, я требую двадцать су вперед.
– Честное слово?
– Да, господа, моей повестью вы будете так довольны, что не двадцать су, а двадцать франков, сто франков заплатите мне! Я спорить не буду и соглашусь их принять. Видите, сэкономите, если заранее дадите двадцать су!
– Ну и хвастун же!
– Я работаю только языком, нужно, чтоб он мне помогал. К тому же моя сестра и ее дети терпят нужду, а двадцать су для них кое-что значат.
– Почему твоя сестра не займется нашим делом и ребята тоже, если они уже большие? – возразил Николя.
– Не говорите мне об этом, она меня огорчает, позорит… ведь я слишком великодушный.
– Скажи лучше – слишком глупый, если помогаешь ей.
– Правда, я помогаю ей быть честной, а в ваших глазах это порок. Впрочем, она ни на что больше не способна, жаль ее, что и говорить! Ну ладно, решено – я вам расскажу свою знаменитую историю «Сухарик и Душегуб», мне заплатят двадцать су, и Крючок не будет затевать драку с этим идиотом Жерменом, – заявил Гобер.
– Тебе соберут двадцать су, и Крючок не будет задевать этого идиота Жермена, – согласился Скелет.
– Итак, внимание, вы услышите нечто необыкновенное. Смотрите, идет дождь, и публика прибывает, дождь гонит ее сюда, зазывать никого не нужно.
И действительно, пошел дождь, арестанты, сопровождаемые надзирателем, уходили с прогулочного двора, чтобы укрыться в теплом зале.
Мы уже говорили, что это был просторный зал, вымощенный плитами, с тремя окнами, выходившими на двор. Посреди зала стояла печь, подле которой уселись Скелет, Крючок, Николя и Гобер. По знаку старосты к ним присоединился и Верзила.
Жермен вошел одним из последних, увлеченный сладостной мечтой. Он направился к последнему окну зала и уселся на подоконник, занял свое обычное место. Никто на это место не претендовал, так как оно находилось вдалеке от печи, вокруг которой собрались арестанты.
Мы уже говорили о том, что лишь человек пятнадцать считали Жермена провокатором и знали, что его сегодня должны убить.
Но вскоре все преступники услышали эту новость, и все они одобряли готовящуюся расправу. Негодяи в своей слепой жестокости считали это убийство законным возмездием и надежной гарантией против предателей.
Только Жермен, Гобер и надзиратель не знали, что должно произойти.
Всеобщее внимание привлекли к себе палач, его жертва и рассказчик; последний невольно лишил Жермена единственной защиты, которой он мог ожидать, так как почти наверняка надзиратель, видя, что все слушают рассказ Гобера, воспользуется этим временем, чтобы пойти пообедать.
И действительно, когда все заключенные собрались, Скелет обратился к надзирателю:
– Послушайте, старина, Острослов задумал отличное дело, он расскажет нам историю о Сухарике и Душегубе. Погода такая скверная, что во дворе нельзя оставить даже охранника, да он и не нужен, мы здесь спокойно будем слушать, а потом разойдемся по камерам.
– Хорошо, согласен. Когда он балагурит, вы ведете себя тихо… По крайней мере, мне незачем стоять у вас над душой.
– Ладно, – произнес Скелет, – но Острослов дорого запросил за рассказ… хочет двадцать су.
– Да двадцать су – это просто даром, – воскликнул Острослов. – Да, господа, совсем даром. Неужели, чтобы сберечь грош, вы лишите себя удовольствия послушать о приключениях бедного Сухарика, грозного Душегуба и негодяя Гаргуса?.. От рассказа сердце разрывается, волосы становятся дыбом. Итак, господа, неужели у вас не найдется четырех грошей иль попросту пяти сантимов, чтобы у вас разорвалось сердце и волосы стали дыбом?
– Кладу два су. Эй вы, неужели наша банда не пожелает развлечься? – спросил Скелет, многозначительно посмотрев на своих сообщников.
К великой радости Гобера, который собирал деньги для своей сестры, со всех сторон посыпались монеты.