Парижские тайны. Том 2

В то время как аббат писал расписку, Ферран и Полидори многозначительно переглянулись.

– Итак, воспряньте духом и не теряйте надежды, – сказал священник, вручая расписку Феррану. – Бог еще долго не позволит, чтобы один из лучших его слуг покинул жизнь, столь полезную, исполненную святой добродетели. Завтра я приду вас навестить. Прощайте, мой достойный друг… святой человек…

Аббат ушел.

Ферран и Полидори остались одни.

Часть девятая [49]

Глава I Заговорщики

Как только аббат ушел, Жак Ферран разразился страшными проклятиями.

Его долго сдерживаемые отчаяние и ярость выплеснулись с неистовством; весь дрожа, с искаженным лицом, блуждающими глазами, он метался по комнате, как дикое животное на цепи.

Полидори, соблюдая полное спокойствие, внимательно наблюдал за нотариусом.

– Гром и молния! – наконец воскликнул Жак Ферран, задыхаясь от гнева. – Мое состояние ушло на эту дурацкую благотворительность!.. Я, презирающий и ненавидящий человечество, я, живший только для обманов и грабежей, должен основывать благотворительные заведения… Принудить меня к этому… адскими средствами… Ну разве не дьявол твой хозяин? – закричал он в отчаянии, остановившись перед Полидори.

– У меня нет хозяина, – холодно ответил тот. – Так же, как и у тебя, все вершит судия…

– Повиноваться, как последний простофиля, любым приказам этого человека! – с возросшим гневом закричал Жак Ферран. – А священник… над которым я часто насмехался, считая, что он, как и все, жертва моего лицемерия… Каждая его похвала, произносимая от чистого сердца, казалась мне ударом кинжала… И я должен сдерживать себя! Постоянно сдерживать себя!

– Иначе – эшафот…

– О, не иметь возможности избавиться от фатального наваждения! Притом я отдаю более миллиона… Вместе с домом мне остается сто тысяч франков, не больше. Чего еще можно требовать?

– Еще не все… Принц знает от Бадино, что твой доверенный Пти-Жан лишь подставное лицо в деле о ссудах под огромные проценты, предоставленных виконту Сен-Реми… что ты через Пти-Жана безжалостно обобрал Сен-Реми за его махинации. А деньги для уплаты процентов Сен-Реми одолжил у важной особы… Возможно, эти деньги тебе еще придется возмещать… Дело откладывается, потому что оно очень щекотливое.

– Скован… опутан цепями!

– Крепко, словно канатом.

– Ты… мой тюремщик… негодяй!

– Что поделаешь? По повелению принца все очень разумно: он наказывает преступление – преступлением, соучастника – той же мерой наказания.

– Проклятие!

– К несчастью, ярость твоя бессильна!.. Ибо пока он мне не скажет: «Жак Ферран может покинуть свой дом», я буду следить за тобой, буду твоей тенью. Пойми: я так же, как и ты, заслуживаю эшафота. И если не выполню приказаний, которые я получил как твой надзиратель, не сносить головы и мне. Поэтому более неподкупного стража у тебя и быть не может… А бежать вместе – невозможно… Как только уйдем отсюда, попадем в руки людей, днем и ночью охраняющих и соседний дом – единственный выход в случае бегства.

– Я это знаю, черт побери!

– Поэтому покорись: бегство невозможно!.. Даже в случае удачи мы не сможем спастись: по нашим следам направят полицию; если же ты будешь послушен и повиноваться мне, тогда мы можем быть уверены, что нам не отрубят голову. Еще раз говорю: смиримся.

– Не приводи меня в отчаяние своим холодным рассудком, а то…

– А то что? Тебя я не боюсь, я вооружен, даже если ты нашел отравленный стилет Сесили, чтобы пронзить меня…

– Замолчи!

– Ничего не выйдет… Ты знаешь, что каждые два часа я должен представлять кому следует сведения о твоем драгоценном здоровье… Это лучший способ следить за нами обоими… Если я не появлюсь, заподозрят, что я убит, тебя арестуют… Но, погоди, разве я тебя оскорбляю, считая способным на это преступление? Ты пожертвовал более миллиона, чтобы спасти жизнь, и будешь рисковать ради никчемной потехи убить меня из мести! Да нет же! Ты не настолько глуп!

– Ты знаешь, что я не могу тебя убить, и потому терзаешь меня, издеваешься надо мной, приводишь меня в отчаяние.

– Твое положение весьма забавно. Жаль, что не можешь видеть себя со стороны… Но, честное слово, все это очень смешно.

– Несчастье… безысходность… Куда ни взгляни, всюду разорение, бесчестие, смерть! Как раз теперь, когда я больше всего на свете боюсь… умереть. Проклятие – нам, всему миру!

– Твоя ненависть к людям гораздо глубже, чем любовь к ним… Ненависть ко всему миру. А любовь – только к Парижскому округу.

– Ну что ж… издевайся, изверг!

– Ты был бы доволен, если б я порицал тебя, ограничился лишь упреком?

– За что?

– Кто виноват, что нас накрыли? Зачем хранил мое письмо об убийстве, принесшем тебе сто тысяч экю? Ведь мы его объяснили как самоубийство.

– Почему? Негодяй! Разве я не дал тебе пятьдесят тысяч франков за соучастие в грабеже? А чтоб ты мне не угрожал доносом, я потребовал от тебя письмо. А если б ты меня выдал, то и тебе несдобровать было бы. Письмо оберегало жизнь мою и мое состояние. Вот почему я всегда заботливо носил его при себе.