Парижские тайны. Том 2

– Наконец-то я тебя вижу, держу тебя в своих объятиях, я тебя… – воскликнула Волчица, нежно обнимая и крепко сжимая своими сильными руками Марсиаля, и в голосе ее звучала радость и свирепая жажда обладания.

Затем, поддерживая своего милого, почти неся его на руках, она помогла бедняге опуститься на скамью, стоявшую в коридоре.

Несколько минут Марсиаль чувствовал ужасную слабость, он был растерян и пытался прийти в себя после страшного потрясения, которое лишило его последних сил и привело в полное изнеможение.

Волчица спасла своего возлюбленного в ту минуту, когда он, совершенно подавленный, впавший в отчаяние, чувствовал приближение смерти: он погибал не столько от голода, сколько от недостатка воздуха, который не проникал в небольшую комнату, где не было очага, а значит, и вытяжной трубы, не было никаких щелей, ибо, движимая жестокой предусмотрительностью, Тыква заткнула старыми тряпками все самые незаметные щели, имевшиеся на двери, так что помещение оказалось герметически закупоренным.

Трепеща от счастья и еще не улегшейся тревоги, с мокрыми от слез глазами, Волчица, опустившись на колени, напряженно ловила каждое выражение, сменявшееся на лице Марсиаля.

Он же, казалось, мало-помалу возрождался, возвращался к жизни, вдыхая всей грудью чистый и целебный для него воздух.

Несколько раз вздрогнув всем телом, он поднял отяжелевшую голову, испустил глубокий вздох и открыл глаза.

– Марсиаль, это я, твоя Волчица! Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше, – ответил он слабым голосом.

– Господи боже! Чего тебе дать? Воды? Или, может, уксуса принести?

– Нет, нет, – ответил Марсиаль, который дышал все легче и легче. – Мне нужен только воздух, один только воздух, ничего, кроме воздуха!

Волчица, рискуя порезать руки, выбила кулаками все четыре оконных стекла: она не смогла открыть окно, ей мешал сделать это стоявший там тяжелый стол.

– Вот теперь я дышу, теперь я дышу, и в голове у меня проясняется, – сказал Марсиаль, постепенно приходя в себя.

Затем, будто только сейчас сообразив, какую услугу оказала ему возлюбленная, он воскликнул с выражением несказанной благодарности:

– Без тебя я бы помер, славная моя Волчица!

– Ладно… ладно… а как ты сейчас-то себя чувствуешь?

– Все лучше и лучше.

– А есть хочешь?

– Нет, я еще для этого слишком слаб. Знаешь, больше всего я страдал от недостатка воздуха. Под конец я уже задыхался, совсем задыхался… это просто ужасно.

– Ну а теперь?

– Я вновь оживаю, точно из могилы выхожу, и выхожу из нее благодаря тебе.

– Но погляди на свои руки, на свои бедные руки! Они все изрезаны!.. Да что они с тобой сделали, господи боже!

– Николя и Тыква не решились вторично в открытую напасть на меня, вот они и замуровали меня в моей комнате, чтобы я тут околел с голоду. Я хотел помешать им забить железом ставни, и тогда моя сестрица стала бить меня по пальцам топориком!!!

– Изверги! Они пытались уверить людей, будто ты помираешь от тяжкой болезни; твоя мать уже распустила слух, что ты в безнадежном состоянии. И это сделала твоя мать, мой милый, твоя родная мать!..

– Послушай, не говори мне о ней, – с горечью попросил Марсиаль.

Потом, впервые заметив, что вся одежда на Волчице мокрая и одета она как-то странно, он воскликнул:

– Да что с тобой приключилось? С волос у тебя стекает вода, ты в одной нижней юбке… И она насквозь промокла!

– Какая разница! Главное, что я тебя спасла, спасла!

– Да объясни мне, где ты так промокла?

– Я знала, что ты в опасности… а лодки найти не могла…

– И ты добралась до острова вплавь?!

– Да. Но погляди на свои руки, позволь я их поцелую. Тебе, должно, очень больно… Вот изверги!.. И меня тут, рядом, не было!

– Ох, до чего ты у меня славная, моя Волчица! – воскликнул с чувством Марсиаль. – Ты самая храбрая и самая славная среди всех славных и храбрых женщин!

– А разве ты не говорил всегда: «Смерть подлецам и трусам!»

И Волчица показала на свою руку, где были вытатуированы эти ничем не смываемые слова.

– Да, ты у меня отважная и неустрашимая! Но тебе холодно, ты вся дрожишь.

– Дрожу, да только не от холода.

– Все равно… Войди в комнату, возьми там плащ Тыквы и закутайся в него.

– Но…

– Я так хочу.

В одно мгновение Волчица закуталась в плащ из шотландки и тут же возвратилась к Марсиалю.

– Подумать только, ради меня… ты ведь могла утонуть! – повторил Марсиаль, с восхищением глядя на нее.

– Да нет же… там чуть было не утонула молоденькая девушка, и я у самого острова спасла ее.

– Стало быть, ты еще и ее спасла? А где же она?

– Внизу, с детьми; они там ухаживают за ней.

– А кто она такая, эта девушка?

– Господи боже! Если б ты только знал, какой случай, счастливый случай нас свел! Эта одна из моих товарок по тюрьме Сен-Лазар, она такая необыкновенная, знаешь…

– А чем же она необыкновенная?

– Представь себе, что я ее вместе и любила и ненавидела, потому как она сразу поселила в моей душе и счастье и гибель…

– Она?

– Да, и это с тобой связано.

– Со мной?

– Послушай, Марсиаль… – Волчица запнулась, но потом прибавила: – Знаешь, но нет, нет… я никогда не решусь.

– Да в чем дело-то?