— Я еще не так стар, чтобы меня туда взяли.
— Бедняга! Поистине участь твоя печальна!
— Значит, вы думаете, если родичи в Лувре меня не примут, я могу надеяться, что ваш хозяин, перед которым я преклоняюсь, еще не зная его, может сжалиться надо мной?
— Видишь ли, к несчастью для тебя, наша ферма не дом призрения. Обычно мы позволяем калекам провести здесь ночь или день, а потом даем что-нибудь на дорогу — и да поможет им бог!
— Значит, мне нечего надеяться, что моя горькая участь смягчит вашего хозяина? — спросил слепой бандит со вздохом разочарования.
— Я сказал, что это у нас правило, однако наш хозяин может все решить по-другому. Если он согласится оставить тебя на ферме, тебе не придется ютиться в каком-нибудь углу, ты будешь одним из нас… как сегодня! И для сынка твоего найдется работа по его силам; ему будет с кого брать пример, да и добрыми советами его не обойдут. Наш почтенный кюре обучит его чтению вместе с другими деревенскими детьми, и он вырастет, как говорится, в благости и добре. Но для этого, понимаешь, надо завтра утром откровенно поговорить с нашей святой богородицей-заступницей.
— С кем, с кем? — удивился Грамотей.
— Так мы называем нашу хозяйку. Если она сжалится над тобой, считай, что все в порядке. Когда речь идет о милосердии, наш хозяин не отказывает ей ни в чем.
— Тогда я поговорю с ней сам, я сам поговорю! — радостно вскричал Грамотей, надеясь, что уже избавился от страшных когтей Сычихи.
Но Хромуля вовсе не разделял его радужные надежды; его нисколько не прельщала спокойная жизнь, обещанная старым крестьянином: он не собирался расти в благости и добре под опекой почтенного священника. У сына Краснорукого не было ни малейшей склонности к сельской жизни, да и по духу он далеко не походил на пасторального пастушка. Кроме того, верный заветам Сычихи, он не мог допустить, чтобы Грамотей избавился от их подлого деспотизма. Поэтому он решил вернуть к действительности слепого бандита, который уже размечтался о сельских радостях.
— Да, да, — повторял Грамотей. — Я поговорю с вашей богородицей-заступницей, и она сжалится надо мной… И я…
Но тут Хромуля изо всех сил пнул его в ногу и точно угодил в самое больное место.
Грамотей содрогнулся от неизъяснимой муки, не закончил фразу и смог только повторить:
— Да, я надеюсь, добрая госпожа сжалится надо мной…
— Бедный папочка! — вмешался Хромуля. — Ты, однако, забыл мою добрую тетушку, госпожу Сычиху, которая так тебя любит. Бедная тетя Сычиха!.. Но она тебя так не оставит, ведь ты это знаешь! Скорее уж она приедет сюда за тобой с нашим кузеном Крючком.
— Похоже, у этого слепого пройдохи престранные родичи, — с хитрющим видом прошептал Жан-Рене, подталкивая локтем свою соседку, Клодину.
— Бессердечный олух! Как ты можешь смеяться над этими несчастными! — так же шепотом ответила доярка и в свою очередь так двинула Жана-Рене локтем, что чуть не сломала ему ребра.
— Госпожа Сычиха одна из ваших родственниц? — спросил старый крестьянин Грамотея.
— Да, одна из моих родственниц, — мрачно ответил тот с озабоченным видом.
Он боялся, что, даже если он найдет на ферме нежданное пристанище, одноглазая может явиться сюда и выдать его, чтобы напакостить и отомстить; кроме того, он боялся, что странные имена его предполагаемых родичей, упомянутых Хромулей, Сычихи и Крючка — покажутся подозрительными, но в этом отношении его страхи были напрасными, потому что все ограничилось шуткой Жана-Рене, к тому же весьма плохо принятой его соседкой, Клодиной.
— Эта твоя родственница ждет вас в Лувре? — спросил дядюшка Шатлэн.
— Да, — ответил слепой бандит. — Однако мой сын, наверное, зря рассчитывает на нее.
— Ах, бедный папочка, вовсе не зря! Вот увидишь… Она такая добрая, моя тетушка Сычиха!.. Ты ведь знаешь, это она дала мне снадобье, чтобы парить твою ногу… и точно объяснила, как это делать… Это она мне сказала: «Сделай для своего папочки все, что бы сделала я сама, и бог благословит тебя». О, моя тетушка Сычиха, она тебя любит, она тебя любит так сильно, что…
— Хватит, хватит, — оборвал его Грамотей. — Это в любом случае не помешает мне завтра утром поговорить с доброй хозяйкой… попросить ее, чтобы она замолвила за меня словечко перед достойным владельцем этой фермы. Кстати, — добавил он, чтобы сменить тему и прервать неосторожные излияния Хромули, — кстати, о владельце фермы. Мне обещали рассказать, что такого особенного в устройстве его хозяйства.