И Родольф попытался встать, но тут же откинулся на подушки, побежденный болью от ушибов, которые дали себя знать вместе с его пробуждением.
— Сию же минуту отнесите меня к Мэрфу, раз я не могу ходить! — воскликнул он.
— Монсеньор, он спит… Было бы опасно волновать его в таком состоянии.
— Ах, вы меня обманываете!.. Он умер… Его убили!.. И я всему виной!!! — воскликнул Родольф душераздирающим голосом, воздевая руки к небу.
— Монсеньор, вам известно, что я не умею лгать… Честью клянусь, что Мэрф жив… Он довольно серьезно ранен, это правда, но у него имеются все шансы на выздоровление.
— Вы говорите все это, чтобы подготовить меня к ужасной вести… По всей вероятности, его состояние безнадежно!
— Монсеньор…
— Уверен в этом… Вы меня обманываете… Я требую, чтобы меня сию же минуту отнесли к нему… Вид друга всегда действует благотворно…
— Ручаюсь вам честью, монсеньор, здоровье Мэрфа скоро пойдет на поправку, если не случится ничего непредвиденного, что маловероятно.
— Это правда, правда, дорогой Давид?
— Да, монсеньор.
— Выслушайте меня, вы знаете, как я уважаю вас; с тех пор как вы принадлежите к моему дому, я всегда полностью доверял вам… никогда не сомневался в ваших редких знаниях… Но, заклинаю вас, если нужна врачебная консультация.
— Об этом я подумал прежде всего, монсеньор. Но в настоящую минуту консультация бесполезна, можете верить мне на слово… К тому же мне не хотелось бы вводить в дом посторонних, пока вы не подтвердите, остаются ли в силе ваши вчерашние…
— Как же все это случилось? — спросил Родольф, перебивая негра. — Кто вытащил меня из погреба, где я чуть не захлебнулся?.. Я смутно припоминаю, что слышал голос Поножовщика, или мне это почудилось?
— Нет, нет! Этот превосходный человек сам все расскажет вам, монсеньор… ибо он спас и вас и Мэрфа.
— Но где же он, где?
Врач поискал глазами самозваного брата милосердия, который, стыдясь того, что натворил в комнате, спрятался за пологом кровати.
— Вот он, — сказал врач, — вид у него пристыженный.
— Ну же, подойди ко мне, герой! — сказал Родольф, протягивая руку своему спасителю.
Глава XX
РАССКАЗ ПОНОЖОВЩИКА
Смущение Поножовщика усилилось еще и оттого, что он слышал, как врач величает Родольфа «монсеньором».
— Да подойди же… Дай мне руку! — молвил Родольф.
— Извините, сударь… Нет, я хотел сказать, монсеньор… Но…
— Называй меня, как обычно, господином Родольфом, мне это больше по душе.
— И мне тоже, я не стану так робеть… Но что до моей руки, извините… Я столько делов наделал за этот день…
— Руку, говорят тебе!
Побежденный настойчивостью Родольфа, Поножовщик робко протянул ему грязную мозолистую руку… Родольф крепко пожал ее:
— Ну же, садись и рассказывай… как ты отыскал погреб? Да, совсем забыл, что сталось с Грамотеем?
— Он здесь, в надежном месте, — ответил врач.
— Он и Сычиха… скручены, как две связки табачных листьев… Представляю себе, какие рожи они корчат, если им придет охота взглянуть друг на друга. Здорово небось раскаиваются теперь.
— А мой бедный Мэрф! Боже мой! Я только сейчас подумал об этом. Скажите, Давид, куда он ранен?
— В правый бок, монсеньор… К счастью, удар пришелся в область последнего ложного ребра…
— О, я отомщу! Мне нужна грозная месть!.. Давид, я рассчитываю на вас.
— Вы знаете, монсеньор, что я вам предан душой и телом, — холодно ответил негр.
— Но как тебе удалось поспеть сюда вовремя, любезный? — спросил Родольф у Поножовщика.
— Если вы хотите, монсень… нет, господин Родольф… я начну с самого начала.
— Ты прав; слушаю тебя.
— Ладно… Вы помните, что вчера вечером вы мне сказали, вернувшись из деревни, куда отвезли бедную Певунью: «постарайся разыскать в Сите Грамотея; ты скажешь ему, что знаешь об одном деле, в котором не хочешь принимать участия, и предложишь ему заменить тебя. Для этого он должен прийти на следующий день (то есть сегодня утром) в „Корзину цветов“ у заставы Берси, где и встретит того, кто вскормил дитятю».[74]
— Правильно!