Парижские Волки. Книга 1. Клуб Мертвых

— Что ж, по правде сказать, — продолжал комиссар, понижая голос, — эта несчастная так мучится, что бесчеловечно было бы арестовать ее… Я убежден, что ей остались едва ли несколько часов жизни. Впрочем, я велел присматривать за ней, и в случае, если мои предположения не оправдаются, я исполню свой долг.

— Могу я увидеть ее? — спросил Жак.

— Конечно, — сказал комиссар, — тем более, что вы доктор. Вы окажете большую услугу правосудию, если вам удастся помочь ей хотя бы немного. Я убежден, что эта женщина принадлежит к шайке преступников, которая до сих пор не попадается нам в руки… Пропустите доктора к умирающей, — прибавил он, обращаясь к жандармам.

— На втором этаже, господин, — сказал ему жандарм, указывая на лестницу.

Жак поднялся наверх. Его сердце сильно билось, однако надежда узнать что-нибудь о Дьюлуфе или дяде Жане придавала ему сил.

Толкнув полузакрытую дверь, он вошел в комнату, где лежала несчастная.

Как бы ни было велико совершенное ею преступление, наказание было слишком ужасно!

Она была чудом спасена от верной смерти. Смелые люди успели вытащить ее из-под пылающих развалин.

Она была еще жива, если можно было назвать живой бесформенную массу, от которой сама смерть, казалось, отступала с ужасом.

Она лежала на толстом слое ваты.

По странной игре случая, лицо ее пострадало менее всего. Хотя и опухшее, оно сохраняло, однако, человеческий вид. Но опаленные веки, казалось, не могли открыться. Фиолетового цвета губы были уродливо раздуты. Это было ужасно!

Увидев ее, Жак вздрогнул и должен был схватиться за стену, чтобы не упасть.

Он, превозмогая жуткое впечатление, усиливающееся еще едким запахом горелого мяса, подошел к несчастной и склонился над ней.

Она его не слышала и не видела.

Он произнес имя Дьюлуфе.

Она оставалась неподвижной. Только ее дыхание стало еще более хриплым и прерывистым…

В эту минуту Жак услышал шаги на лестнице.

Вскоре дверь отворилась и вошел жандарм в сопровождении трех женщин.

Одной из них была маркиза Фаверей, как всегда одетая в черное, с бледным, как бы изваянным из мрамора, лицом. Ее сопровождали две молодые девушки: одна с белокурыми волосами, другая — черноглазая брюнетка.

Это были Люси де Фаверей и ее подруга Полина де Соссэ, сирота, для которой маркиза была второй матерью.

Как могла попасть сюда маркиза? Лишенная всякой радости в жизни, она старалась заглушить душевные мучения, делая добро, облегчая участь страждущих.

Мы уже знаем, что она организовала общество, целью которого была беспощадная борьба со злом.

Но это было еще не все. Никогда никакая сестра милосердия не проявляла большего участия, когда нужно было, насколько это позволяли возможности, загладить последствия бедствий, так часто обрушивающихся на бедных.

Едва узнав о пожаре на улице Арси, она поспешила помочь несчастным.

Теперь она шла к «Поджигательнице», надеясь, если не облегчить ее страдания, то, по крайней мере, хотя бы дать мир ее душе.

При виде маркизы Жак вздрогнул, и им невольно овладело странное волнение.

Маркиза де Фаверей остановилась на пороге, увидя молодого человека с благородным и мужественным лицом, на которое горе и страдания наложили уже свою печать.

— Это доктор, — сказал жандарм.

Маркиза слегка наклонила голову, отвечая на поклон Жака.

Молодой человек почувствовал жгучий стыд. Сейчас эта ложь показалась ему ужасной. Он хотел признаться в обмане… но не смел.

Между тем маркиза подошла к постели несчастной и опустилась возле нее на колени.

— Нет никакой надежды? — спросила она Жака, внимательно взглянув на «Поджигательницу».

Глаза их встретились. И, странная вещь, оба невольно вздрогнули.

Действительно ли не существует голоса крови, как это считают скептики? Нет, сама жизнь доказывает обратное.

Однако они ничего не поняли. Они не могли объяснить себе причины овладевшего ими волнения.

Это было минутное чувство. Внутренний голос не кричал Жаку: «Это твоя мать! Это Мария де Мовилье!». Он не кричал маркизе: «Это твой сын! Это сын Жака де Котбеля!»

— Нет, надежды нет, — отвечал в смущении Жак.

— Но у этой несчастной есть, может быть, муж, дети? — продолжала маркиза.

— Я не знаю! — сказал Жак, не смея произнести имя Дьюлуфе.

— Смотри, мама! — сказала Люси. — Она, кажется, приходит в себя!

Действительно, лицо «Поджигательницы» нервно подергивалось. Не было ли это последним усилием жизни?

— Вы слышите меня? — спросила Мария де Фаверей… — Хотите вы чего-нибудь?… Взгляните на меня!… Говорите!…

Странную и трогательную картину представляли эти три женщины, наклонившиеся над постелью, на которой мучилась в агонии преступница.

При виде Люси, при звуке ее голоса Жак почувствовал к ней такое же непонятное влечение, какое он чувствовал к маркизе де Фаверей. Кто же были эти женщины, вид которых так смущал и волновал его?

А Полина! Какой очаровательный ребенок! Она была бледна, пытаясь преодолеть тяжкое впечатление, произведенное на нее этим потрясающим зрелищем. Услышав стон несчастной, она устремила полные слез глаза на Жака, как бы взывая к его познаниям.

Стыдясь своего бессилия, Жак опустил голову. Кровь бросилась ему в лицо.